Всё произошло слишком быстро.

Баков не успел катапультироваться.

Боже мой, как досадно! Как это несправедливо, черт возьми!

— Прощай, Влад, — сказал я. — Прости, что так и не нашел времени узнать тебя хорошо.

В тот миг я ничего не чувствовал. Но я не обманывал себя. Я знал: ощущение утраты, разрезающее сердце на ломтики, а вместе с ним и чувство вины, придут потом, бессонной ночью в каюте, или неспокойным сумеречным вечером на Земле, когда за окном ливень и ветки скребут стекло…

Когда на посадку заходил Лобановский, с нами вновь связался Булгарин.

— Мужики, вы удивитесь, но вам садиться не нужно.

— В смысле, мы должны остаться и геройски погибнуть, прикрывая отход главных сил? — Педантично уточнил Цапко.

— Слава Богу нет. Я передал на «Эрван Махерзад» координаты наших кораблей… А он, к счастью, уже набрал лямбда-скорость…

(Так на нашем флотском жаргоне называется скорость, достаточная для совершения Х-перехода.)

— Вас понял! То есть мы сейчас все вместе просто уйдем от ягну через Х-матрицу… Правильно?

— Совершенно верно. Протяните на всякий случай двести метров вперед и больше ничего не делайте.

«Протянуть вперед», как требовал Булгарин, было и впрямь разумной идеей. Кто их знает, эти клонские Х-двигатели! К кораблю имело смысл прижаться потеснее, чтобы с гарантией очутиться внутри лямбда-сферы, переносимой через Х-матрицу в то место, где всё будет лучше, справедливей и честнее.

Август, 2622 г.

Линкор-авианосец «Эрван Махерзад»

Район планеты Ветер, система Шиватир

В ближайшие двадцать минут после Х-перехода мы успели немало.

Во-первых, сели на «Эрван Махерзад».

Во-вторых, выпили клонского освежающего чаю «Восход над Хосровом» (восхода нам нацедил чахоточно кашляющий автомат, который стоял на ангарной палубе).

А в-третьих, я обнялся и расцеловался с капитаном второго ранга Богданом Меркуловым, комкрыла-12, моим старым знакомцем, неисправимым бузотером, героем недавней войны и, как выяснилось вскоре… моим новым начальником! (Увы, писаные слова едва ли передадут тот библейский ужас, что объял меня при этом известии.)

— Сашка! Черт же ты эдакий! Мордатый стал! Помню, зимой ходил такой худенький… как школьник, который это самое много… голых тетенек воображает, — в стиле, который я бы охарактеризовал как «вызывающе интимный», приветствовал меня Меркулов.

— Здорово, Богдан! Какими судьбами? — Спросил я, вытряхивая из закромов души остатки дружелюбия.

— Какими судьбами?! Ха-ха-ха! Это я-то? Сашка, я здесь воюю! Уже скоро две недели как! Замумукаться успел!.. Мы же тут, — продолжал Меркулов, тесно приобняв меня за плечо, — мы же тут появились десятого августа еще! С «Нахимовым» и тремя фрегатами! Командование как чувствовало, что эскадру Арбузьева усиливать надо! Вот представь себе: сидим мы как попы на амвоне, Кривцов на гитаре трень-брень… Бабин разливает… козы эти клонские по визору животами трясут… танцевальный канал «Плодородие», мой любимый… как вдруг — фуяк! — Меркулов театрально оторопел, будто этот «фуяк» случился секунду назад прямо перед его глазами. — На меня, Саша, валится целый «Хастин»! Транспортник этот клонский, знаешь?!

Я знал. «Хастин» — аналог нашей «Андромеды». Но Меркулов в моих комментариях не нуждался. А потому с ровно тлеющим актерским жаром продолжал:

— Горит на лету! Разваливается! А прямо за ним! Из туч! Выходит! Шестерка этих голубых чертей! Как их…

— Паладинов ягну?

— Ну да, паладины… Короче, Саша, снова, понимаешь, коварно!.. Вероломно!.. И без объявления войны! — Слова Меркулова вроде как были исполнены сожаления, однако лицо его экстатически сияло.

— И-и? — Спросил я.

Не сказал бы, что мои запасы времени были безграничны. Мне надо было что-то решать не только за себя, но и за вверенных мне орлов, которые, к слову, стояли поодаль и настороженно наблюдали за всей этой громкой, фейерверкоподобной мизансценой.

— Что «и»? — Пожал плечами Меркулов. — И война! Потеряли мы Глагол, само собой. Потеряли большинство вымпелов. Хорошо хоть этот клонский новострой подвернулся, — Меркулов стукнул каблуком по палубе «Эрвана Махерзада». — Мы когда «Нахимов» похоронили, всем авиакрылом сюда перебрались. Поначалу было трудновато, но сейчас пообвыклись. Даже плюсы нашли. Например, тут в офицерских каютах всё мраморное, мебель из дерева гевея, краны медные, плитка со вставками из натурального чароита… Падишахом себя чувствуешь, или кто там у них?.. Жаль, моя благоверная не видит. А то всё пилит меня, что мы бедно живем. Что вот «у людей»… Вот бы я ей и сказал: «Дуй ко мне, поживешь как в гареме! Но только если прямое попадание — тут уж не обессудь!» — И Богдан, сделав дикое лицо, рассмеялся собственной шутке.

То ли Богдана образумил мой изможденный вид — еще бы, я только что провел тяжелый бой с потерями! — то ли маячащие в отдалении фигуры моих орлов, усталых и голодных, но вдруг Меркулов резко помертвел лицом, как-то весь сдулся и посерьезнел.

— Ладно, комэск. Пошел я, — сказал он. И уже через плечо бросил:

— Увидимся там… После обеда.

В офицерской трапезной «Эрвана Махерзада», куда мы отправились тотчас после того, как нам выделили места в каютах, мы оказались за столом, накрытым для десятерых.

Натащив себе на поднос всего, что только могло там уместиться — достаточно сказать, что я взял двойной украинский борщ и суп с фрикадельками на первое, три вторых блюда, из которых два мясных и одно рыбное, и два компота — я побрел туда, куда указывал мой нехотя флюоресцирующий номерок.

Шестеро из десяти мест за столом уже были заняты. Я оказался седьмым.

Четверо из шести офицеров, с которыми мне предстояло разделить трапезу, были моими подчиненными. Еще двое — клонами. Местными, из состава экипажа «Эрвана Махерзада».

— Мое имя — Реза Рейханпур, — чинно представился первый клон, капитан-лейтенант, выбритый настолько чисто, что хотелось сказать «выскобленный». — Я — командир башни главного калибра.

— А меня зовут Навруз Гасеми, — представился второй, коренастый старлей, с длинными прядями черных волос, уложенными поверх ранней лысины. — Командир батареи ПКО.

Мы все тоже назвались.

Мои орлы, после минимально допустимого соблюдения долга вежливости, полностью сосредоточились на своих обедах (волчий аппетит после боя — он ведь не только у меня случается!). А вот клоны — те наоборот, не могли наговориться! Даже в тарелки не глядели!

— Извините, если мешаю вашей трапезе, — елейным тоном начал тот, что назвался Резой, — но поскольку сам Ахура-Мазда послал мне такую благую возможность, я не могу не выразить восхищение тем боем, который мои счастливые глаза видели сегодня! Словно крылатые желтоухие собаки, без устали разили вы нечестивую храфстру! И глядя на вас, я поклялся, что мы с моими людьми будем достойны такого легендарного соседства!