— Я не… — Женя осеклась. Хотела заявить, что она не его мама, но не смогла. — Мама приедет, будешь с ней все обсуждать. А у меня дома делай так, как я скажу. Усек?

Лева молча кивнул. Пожевал губу. Она была вся в трещинах, обветрилась. Прям как у Жени. Никак не могла избавиться от этой дурацкой привычки. Автоматическим жестом девушка достала из другого кармана гигиеническую губную помаду и протянула ее Льву.

— Намажь, сил нет смотреть.

— Я не девчонка, — презрительно скривился Лев.

— Да, ты маленький пацан с обветренными губами. Забыл правило номер один?

— Какое еще правило? — снова насупился Лев.

— В этом доме ты делаешь все, как я скажу.

— А если не сделаю?

— Тогда правило номер два.

— Какое?

— Смотри правило номер один, — Женя настойчиво протянула Льву гигиеническую губную помаду. Тот вздохнул и, кривясь и морщась, все-таки намазал губы.

— Вот так-то лучше.

Женя встала и направилась к кухне.

— Ну идем, кашу тебе сварю.

— А ты умеешь? — с подозрением спросил Лев.

— Что там уметь? — фыркнула Женя и снова потянулась к телефону. Она понятия не имела, как варить каши, но слышала, что детям нужно делать кашу на молоке. К тому же нельзя было сразу уронить свой имидж в глазах мелкого.

Через десять минут вся хромированная итальянская плита (между прочим, 3000 евро!) была залита молоком, пригоревшим и невыносимо вонявшим. Женя распахнула настежь окна, но все равно не могла избавиться от запаха, который искренне, глубоко, почти на животном уровне ненавидела еще со времен детского дома. Запах пригоревшего молока. Оставив недоумевающего Леву на кухне, она бросилась в ванную. Там стояли освежители воздуха. Она буквально пробежала по всей квартире, щедро орошая пространство вокруг запахом лотоса и еще какой-то неведомой эссенции, выдаваемой производителями за апельсин.

Резким шагом зашла на кухню и начала брызгать во все стороны. Лева закашлялся. Женя слишком поздно сообразила, что пацану наверняка не очень полезно нюхать химические освежители воздуха. Он что, задыхается? Кинув баллон с аэрозолем на стойку, Женя бросилась к Леве.

— Лева, что? Тебе плохо?

Она отвела в сторону руку, которой прикрывался пацан. Лева вел себя странно, лицо покраснело, в глазах слезы, а тело содрогается в конвульсиях. Что с ним? Отек Квинке? Вроде нет, при нем опухает шея. И в этот момент Лева выразительно хрюкнул и, не удержавшись, судорожно рассмеялся.

Женя замерла на несколько мгновений, почувствовав невыносимое облегчение. Вот гад, перепугал до смерти! Но вместо того чтобы рассердиться на пацана, она тоже рассмеялась. Хохот душил ее. Спустя несколько секунд она сама напоминала Леву — потная, красная, со слезами на глазах.

— Хватит! — она попыталась остановить беспредел.

— Ой, не могу. Ты не умеешь кашу варить! Я так и знал! — не унимался Лева, незаметно перешедший с нею на «ты». Но Женя не возражала, ей даже понравилось.

— А ты, можно подумать, умеешь, — вытирая слезы и пытаясь прийти в себя, огрызнулась Женя.

— Конечно! Я ее сам дома варю, пока мама на работе.

Женя встала и покосилась на пацана.

— И как ее варить?

— Очень просто, молоко надо поставить на ма-а-аленький огонь, а ты сразу на полную мощность все включила!

Женя встала с диванчика и подошла к держателю бумажных полотенец. Щедро отмотала с десяток и принялась промокать плиту, пытаясь ликвидировать следы катастрофы. Полотенца впитали в себя жидкость, но плита так и осталась в белых разводах.

— Ну иди, покажи, как надо, — Женя решила взять маленького умника на слабо.

— Вытри вначале плиту, — рассудительно заметил Лева. — Если ты опять включишь конфорку, то будет вонять.

— Плохо пахнуть, — автоматически поправила Женя, следившая за чистотой речи. Правильная грамотная речь казалась ей признаком высокого класса.

— Пахнуть, не важно, будет вонять, как в школьной столовке, — отмахнулся Лева.

— Так я вытерла, — резонно заметила Женя. — Все сухо.

— Кто так плиту вытирает? — Лева расширил глаза. Жене стало смешно, мелкий поучал ее, словно он был ее родителем.

— А как надо? — ради интереса Женя решила его поддеть.

— Мокрой тряпкой! У тебя есть?

Спустя пятнадцать минут молоко в маленькой кастрюльке закипало на медленном огне на тщательно вымытой плите. Женя помогла Леве промыть гречку (мальчик настаивал, что это важно. Сама же Женя была уверена, что ее вполне можно сварить прямо в пакетике и разрезать в самом конце варки). Она даже разыскала мед в своих запасах. Сахар дома она не держала.

Они так увлеклись процессом, что не услышали поворота ключа в замке и пропустили момент появления Станислава.

— Привет, — в два шага он преодолел кухонное пространство и привлек к себе Женю. Поцеловал. Кивнул пацану: — Ты опять в школу опоздал, что ли?

Женя кинула предупреждающий взгляд на Льва.

— Понимаешь, его родителей забрали в больницу, — она вдохновенно начала врать.

— Как забрали? Что случилось? — нахмурился Станислав. Он всегда был очень чутким. Женя никогда не сможет забыть, как он плакал над сдохшей от чумки собакой. Ей это очень нравилось. Станислав совсем не походил на нее, практически лишенную всяких чувств. Он был лучше ее. Намного.

— Авария. Да, — принялась вдохновенно врать она, ненавидя себя за это. — Они ехали домой, а мальчик был уже дома. Точнее, они выехали в магазин, и их сбил грузовик.

Глаза Станислава расширились от ужаса.

— Писец. Они умерли?

Он спохватился через секунду и бросил извиняющийся взгляд на мальчика.

— Прости, малой.

— Нет-нет, — тут же возразила Женя. Они живы, просто… в реанимации. Да, им надо будет там некоторое время побыть. А у пацана нет никого больше. Ни бабушки, ни дедушки, вообще никаких родственников. Вот, пришел к нам. Мы ж с ним знакомы, — Женя решила добавить веса собственным словам.

Станислав плюхнулся на диван. Женя знала, что он никогда не будет допытываться или подозревать, он не был Сафроновым. Он просто пожалеет. И все рассчитала верно, как обычно.

— Держись, малой, — серьезно попросил он Леву, закидывавшего в это время в кипящее молоко гречку. Тот так же серьезно кивнул в ответ.

— А что ты делаешь? — поинтересовался Станислав.

— Кашу варю.

— Какую?

— Гречневую.

— С молоком?

— Да, и с медом, сахара не было.

— Круто! — Станислав подорвался с места и подошел к мальчику, потрепал его по голове и заглянул в кастрюлю. — Только сделай погуще, я люблю, чтобы молоко почти все впиталось.