тоже не очень люблю убираться, но привыкла. С двенадцати лет жила в общежитии. У нас было строго.

— Понимаю. Когда нет босса, все завязано на мотивации и на том, как ее спровоцировать, — болтает Алекс, откусывая кусочек хлеба. — Взрослый человек может все, только вот как себя заставить? Я умею и готовить, и убираться, и развозить пиццу.

— Ты развозил пиццу? В студенчестве?

— Нет. Семь лет назад меня уволили из Look, где я к тому времени уже построил карьеру. Было лень идти на собеседование, лень писать код, поэтому я полгода развозил пиццу. Денег не было ни хера. Еще подрался на улице, и мне сломали передний зуб. Не на что было его заменить, и настроения, чтобы заработать, не было тоже. Это была одна из причин возвращения в Россию.

— На родине ты сделал зубы и… придумал супер-пупер солнечные батареи?

— В стрессовой ситуации работается хорошо, — роняет Алекс в свое оправдание. Подмигивает. — Я пришел на завод к парням, они как раз запустили производство стремных портативных солнечных батарей для бытовых нужд. Стало интересно, я кое-что улучшил… Поймал гиперфокус и херачил. Был огромный энтузиазм сделать это.

— Ты мог бы написать и продать мотивирующий курс.

Он кривится.

— Мне предлагали, и я даже накидал страниц двадцать, но потом стало скучно.

Ого! Я пошутила вообще-то. Откусываю кусочек вафли, жую и закрываю глаза от наслаждения. Боже, как вкусно! Хрустящая, мягкая внутри, тает во рту.

— Получается, Алекс Равский может все что угодно: и миллионы зарабатывать, и обалденно готовить. Его главная проблема только… в мотивации?

— Ага.

— А что с ней не так?

Он морщит лоб, словно прикидывая, как объяснить.

— За нее отвечают дофаминовые пути, они у меня нарушены, отсюда все мои проблемы в жизни. В норме лимбическая система запоминает, как было классно, когда ты сделал работу и получил результат. Шлет сигнал: повтори-ка, будет так же классно. А если постараешься, еще лучше. Кайфа больше.

— Блин, знакомо! — перебиваю.

Вспоминаю свою мысль: «Я сделаю лучше». Каждый день. Снова и снова! И такое приятное чувство вечерами, без которого сейчас зубы сводит.

Алекс указывает на меня вилкой.

— Ты делаешь что-то, гормоны шпарят, твой мозг в кайфе, просит повторить. Если же гормон счастья не поступает, принимается решение — бросить. Труба. И приходится его провоцировать искусственно. Спортом, сексом, любовью.

Закусываю губу.

— Так делают все люди, просто большинство неосознанно, — добавляет он.

— Мне не очень нравится, что все прекрасное в мире ты сводишь к биохимии. Не цинично ли это?

Он пожимает плечами, доедая, и откладывает приборы. Говорит совершенно серьезно:

— В школе я считал себя дурачком, у которого ничего не получается. Интересно было разобраться, в чем именно проблема и как ее решить.

— Алекс, ты атеист?

— Я думаю, мы все состоим из атомов и подчиняемся законам физики.

— Ты будто хакнул эту жизнь. — Я игриво приподнимаю брови. Пью сок.

Он склоняет голову набок, смотрит слегка завороженно. Потом вдруг переводит тему:

— Ты восхищаешь меня уже давно. Всё не осознаю, что сидишь на моей кухне. Кажется, фантазирую.

Теряюсь от такой прямоты.

— Ты наблюдал за мной?

— Ты не подумай, ничего такого. Но да, — усмехается он, ерошит волосы на затылке. — Я побывал на многих твоих выступлениях за последние полгода, остальное смотрел в записи. — Опускает глаза, вскидывает. — Только в Эмиратах решился познакомиться.

— Я… тебе, кажется, резко что-то ответила. Извини, была занята приближающимися Играми. Волновалась! А еще… — Вздыхаю. Что уж теперь. — У меня болела нога. Сильно. Я никому не говорила, скрывала как дура. Потом Андреева за это ругала. Короче, ты был ни при чем, я будто чувствовала, что скоро сломаюсь. И это убивало.

— Ты не грубила, просто проигнорировала. Но я уже понял, что у твоей мамы на розы аллергия, это была моя промашка. Надо было навести справки.

Бросает в краску.

— Не нужно расследований, Рафа. Лучше прямо спроси, мне так будет комфортнее.

— Окей. Тогда я почти сразу улетел в Австралию и не знал, что у тебя такая серьезная травма.

— И что я такая скучная алкоголичка, — качаю головой. — Стыдно за вчерашнее, хотя остаток ночи мне понравился.

Алекс работал на диване, а я лежала рядом и наблюдала. За тем, как напряженно он всматривается в монитор, как быстро пальцы летают по клавиатуре. Как слегка расширяются глаза в момент, когда приходит решение. Для меня это был настоящий перфоманс, я так не умею печатать, даже когда знаю, что именно нужно.

— Я понимаю, что с тобой происходит. Мозг по привычке делает запрос на дофамин от тренировки, ты его не выполняешь, мозг не получает ответ и загибается. Ты загибаешься. Ищешь кайф где угодно. В чем угодно. У меня пожизненные с этим проблемы. То есть я всегда чувствую примерно то же, что и ты в последние месяцы. Ощущение неудовлетворенности. Будто сделал недостаточно много.

Я перевожу взгляд на его пальцы, которыми он очень ловко вертит чайную ложечку. Алекс прослеживает и прекращает. Кладет руку на стол, усмехается.

Словно не замечая, как берет другой рукой эту же ложечку и продолжает крутить.

— Да, ужасно трудно сидеть в очередях и в кресле парикмахера, — признается слегка грубовато, отрешенно, будто не его касается. — С возрастом я научился быть собраннее и хоть каким-то образом контролировать дергающиеся руки-ноги, не влетать в драку при первой провокации. — Стреляет в меня хитрым взглядом. — Но болтаю по-прежнему до хрена. И да, очереди ненавижу люто. Как и парикмахерские.

— Тебе пора бы подстричься.

— Да, блин, малышка. Пора бы еще неделю назад.

Почему-то эти слова и признания особенно сильно трогают. У всех есть уязвимости. То, с чем боремся, чего стыдимся. Я не выдерживаю, резко поднимаюсь и подхожу. Алекс отодвигается от стола и притягивает меня к себе на колени. Обнимаю за шею крепко, прижимаюсь. И мне кажется, что мы оба чувствуем то самое. Внутри рассыпаются искры удовольствия.

— Ты такой сильный! — бормочу. — Я в шоке просто. Как ты это делаешь? Как вообще встаешь по утрам и чего-то добиваешься, если живешь в этом?

Вместо ответа Алекс рывком встает прямо со мной на руках. Приходится обнять его крепче, прижаться теснее. От этого еще приятнее! Он же стискивает мои ягодицы, облизывает пересохшие губы. Смотрит в глаза.

— Я объездил примерно двадцать стран, занимался практически всеми видами спорта, какие существуют. Много бухал. — Он несет меня к дивану. — Много чего видел и пробовал. Но знаешь, что я тебе скажу, Чемпионка?

— М-м? — тяну кокетливо. Сама оторваться от его глаз не могу.

Никогда бы не подумала, что внимание одного-единственного