– Он поймет силу обстоятельств, которые побудили меня сказать это, – уверенно произнесла Габриэла, хотя внутренне совсем не была в этом уверена. А если он не поймет? Что, если ее поведение внушит ему отвращение?

Флоренс смотрела на нее с таким выражением лица, будто прекрасно понимала, о чем Габриэла думает. Это было… это всегда… нервировало.

По-прежнему Габриэла должна будет быть честна сама с собой, если не получается быть таковой с другими людьми. Несмотря на самоуверенность Натаниэля, она поняла, что он стал влиять на нее и вторгаться в ее жизнь. Значить многое в ее жизни. Она не собиралась рассказывать ему всю правду о себе или обо всех своих секретах. Чтобы он знал все… Она по привычке откинула эту мысль в сторону. Сейчас было не время останавливаться на том, что могло бы… что может… случиться.

– Как я говорила, тебе нужен кто-то на балу, и поэтому я тоже собираюсь на него поехать. Мистер Деннисон пригласил меня присоединиться к празднику мужа его сестры. Они проводят меня на бал, и я там его увижу.

Габриэла подняла бровь.

– Мне кажется, или приглашение пришло вместе с этими цветами? – Она указала на большой букет роз в вазе.

– Нет. Мистер Деннисон пришел с цветами вчера вечером. – Флоренс довольно улыбнулась.

– Да?

– Мы мило поговорили. – Мечтательное выражение мелькнуло на лице Флоренс. Габриэла вдруг поняла, что Флоренс очень привлекательна. Почему же она не замечала этого раньше? Флоренс тряхнула головой, будто отгоняя мысли об экстравагантном мистере Деннисоне. – Поэтому теперь я увижу тебя на балу.

– Думаю, что да. – Габриэла вздохнула и снова присела рядом с Флоренс. – Но ведь это общество, эти люди обращались с моим братом, как с…

– Как с человеком, который сделал бездоказательные выводы. – Голос Флоренс был удивительно тверд. – Как с человеком, который вскоре после этого вел себя как сумасшедший и порицал многих не заслуживающих этого людей.

– Он не был сумасшедшим, – быстро сказала Габриэла.

– Нет, дорогая, он всего лишь помешался на этой печати. – Флоренс в глубокой задумчивости посмотрела на нее. – Так же как и ты помешалась на этих поисках.

– Ты считаешь, что я помешалась? Это просто связано с необходимостью закончить начатое. – Габриэла спокойно вздохнула. – Мне кажется, что, когда один человек умирает, другой должен закончить его дела, а время все расставит на свои места.

Флоренс помотала головой.

– Жизнь настолько запутанная штука, что ни время, ни смерть не поставят все на свои места. Смерть не может помочь что-то осмыслить. Смерть неизбежна. А что касается жизни… – Флоренс улыбнулась. – Я полагаю, что неизвестность и переменчивость – это лучшее, что в ней есть. Никто никогда не знает, что может случиться.

– И это, без сомнения, самое худшее в ней, – мрачно произнесла Габриэла.

Флоренс засмеялась:

– Или все же лучшее. Обычно, когда человек уже и не надеется ни на что, приходят перемены.

– Ты говоришь о мистере Деннисоне?

– Я не знаю, Габриэла, – сказала Флоренс, и опять взгляд ее унесся далеко. – Но я на это надеюсь. – Она снова посмотрела на Габриэлу. – Но, моя дорогая девочка, что же тогда будет с тобой?

– Со мной? – Габриэла засмеялась. – Ты не должна беспокоиться обо мне. Со мной всегда останутся Ксеркс и Мириам.

Она не хотела обращать внимания на собственные слова, но это невозможно было делать постоянно. И она с изумлением подумала о том, что же действительно случится с ней после комитета. Со смертью Энрико все ее планы разрушились. И когда наконец найдется печать, Габриэла действительно не знала, какова будет цель ее дальнейшей жизни.

Хочет ли она провести оставшиеся дни в изучении старых книг в общественной библиотеке, накапливать знания, которые никогда не применит на практике? Будет ли она стареть в доме, в одиночестве, в окружении двух преданных слуг?

– Может быть, замужество, – произнесла Флоренс.

Габриэла улыбнулась:

– Не думаю, что я создана для семьи.

– Посмотрим. Во всяком случае, у тебя всегда буду я, – сказала Флоренс. – Только если твой мистер Харрингтон…

– Он не мой мистер Харрингтон, – строго сказала Габриэла. – И никогда им не будет.

Она вновь проигнорировала настойчивый внутренний голос, нашептывающий ей, что это не так.

Но… хотела ли она, чтобы Натаниэль им стал?

Они хотели получить от Габриэлы информацию!

Нат стиснул зубы и воздержался от желания свернуть шею каждому из членов своего семейства. О, они казались такими утонченными для всех, кто не знал их близко. Но если кто-то так или иначе входил в их круг, их замыслы и общее представление о семье становились более правдивыми, и этот «кто-то» начинал понимать природу их бессистемного допроса. А кто-то мог бы подумать, что у них заготовлен согласованный план атаки. Их прошлая попытка окончилась неудачей, но сегодня вечером так или иначе они выглядели более решительными. Натаниэль не придал значения мучающему его факту – он сам этим вечером нанял человека, чтобы тот побольше разузнал о Габриэле Монтини.

– И вы живете в Лондоне уже девять лет? – Стерлинг бесцеремонно и громко пил маленькими глотками вино.

Габриэла кивнула.

– Было решено, что Лондон будет лучшим местом для моих занятий. Даже несмотря на то, что он родился в Италии, Энрико предпочитал Лондон, в котором находились и Антикварный совет, и университеты, и музеи. – Она пожала плечами. – Лондон стал его домом.

– В Лондон стекаются все ценности, – сказал Куинт с кривой усмешкой. – Мы, англичане, вывозили сокровища из других стран на протяжении многих лет.

Стерлинг кинул на брата укоризненный взгляд:

– Прежде тебя это никогда не беспокоило.

– Это не беспокоит меня и сейчас. – Куинт поднял свой бокал. – Как факт, я должен выпить с радостью за высокомерие современных очагов цивилизации. И это не только Лондон. Это и Париж, и Берлин, и Вена. Хочу выпить и за те музеи, институты и частных коллекционеров, которые верят, что древние сокровища любой страны должны храниться в их руках, а не в странах, откуда эти вещи родом. А так как они готовы хорошо заплатить за обретение этих сокровищ, то, мой чувствительный брат, меня это абсолютно не волнует.

– Отложим эту дискуссию на другое время. – Строгий взгляд его матери скользил от Куинтона к Стерлингу и затем к Нату, без сомнения, вопрошая, почему он еще не присоединился к ним. – Я не желаю поднимать эту серьезную тему сегодня вечером.

Это были непрекращающиеся споры в доме Харрингтонов, как и многие другие. Они постоянно спорили, например, о древних языках, и, Бог им в помощь, о политике, и все эти темы не были им в новинку. Вопрос о том, должны ли сокровища древности быть сохранены иностранцами вдали от родины или сокровища наций должны оставаться на собственных землях, не прекращался в доме с тех пор, как Натаниэль себя помнил.