– Может, – отвечаю я, но мысленно прокручиваю эти слова снова. Заменяя мир фетишизма на мир актерства.

Ты поймал меня, Патрик.

– Есть ощущение, к которому сироты привыкают, – добавляет Патрик. – Это напоминает тот момент, когда плаваешь в океане ночью и внезапно начинаешь задаваться вопросом, что под вами. И вдруг понимаешь, что если не будешь двигаться, то утонешь… потому что тебя ничто не удержит. Только темнота и глубокая вода. Ты один, совершенно один. Только ты один против них всех.

Я знаю, Патрик. Я знаю.

Мы разговариваем, кажется, уже несколько часов. Это само по себе довольно странно. Обычно, когда я разговариваю с мужчинами, они пристают ко мне или наоборот – не проявляют инициативу. В любом случае, разговор заканчивается максимум через полчаса. Болтовня о поэзии, Нью-Йорке, его поездках в Европу – нечто новенькое для меня. Несмотря на все мои попытки сохранять профессиональную дистанцию, он все-таки мне нравится. Он умен и начитан и, хотя явно знает о литературе и искусстве гораздо больше меня, никогда не проявляет снисходительности. Кажется, он искренне интересуется моим мнением. Требуется усилие воли, чтобы помнить некоторые словесные ухищрения Кэтрин в разговоре, косвенные отсылки к моему темному прошлому, которые, как предполагается, должны его привлечь.

Конечно же нет. Он не клюет ни на одну из них, и вскоре я окончательно сдаюсь.

* * *

Когда мы выходим из бара, он настаивает на том, чтобы взять такси и подвезти меня до моей квартиры. «Восточный Гарлем – суровая местность», – говорит он. Патрик провожает меня до двери, притягивает к себе и в первый раз целует. Я знала – он это сделает. Конечно, я должна поцеловать его в ответ. Это всего лишь театральный поцелуй, говорю я себе. Ты делала это много раз. Он ничего не значит. Твой персонаж наслаждается ощущением рук Патрика, тяжестью его груди, давлением его губ и осознанием того, что ты наконец-то прорвалась сквозь слои сдержанности этого мужчины и обнаружила, что нравишься ему так же, как и он тебе. Персонаж. Не ты.

34

– Нам надо держаться потише, – говорит Кэтрин. Они приехали через несколько минут после того, как я вошла, но эйфории в этот раз уже не было. – Патрик совершенно точно будет вести себя крайне осторожно, – добавляет она. – Секретность стала для него образом жизни.

– Не так давно вы говорили, что его заставляет рисковать одиночество, – возражаю я.

– Это не точная наука, Клэр.

– Не очень-то похоже на науку, – бормочу я.

– Мы выдвигаем гипотезу, а потом проверяем ее, – решительно говорит Кэтрин. – Если не получится, мы пойдем дальше.

– Он до сих пор не изобличил себя. – Впервые я слышу нотку разочарования в голосе Фрэнка.

– Я всегда говорила, что он может скрываться среди БДСМ-сообщества, но вряд ли будет его частью. В определенном смысле это и подтверждает наш последний эксперимент…

– Мы не можем обратиться к судье за ордером на основании того, что наш подозреваемый, похоже, обычный парень, – отрывисто говорит Фрэнк. – У нас ничего на него нет.

– Нет, – признается Кэтрин. – Но это пока.

Потому что там нечего искать.

Осознание этого обрушивается на мой мозг подобно молнии.

Патрик невиновен.

Я не озвучиваю свои мысли вслух. Отчасти потому, что знаю, Кэтрин посоветует мне не судить об этом, отчасти – потому, что пока я держу это знание в себе, это мой секрет. Что-то, чем я могу утешиться.

Как бы мне хотелось обнять Патрика…

Интересно, что нужно, чтобы Кэтрин и Фрэнк поняли: он не тот человек? И что же они сделают, когда этот момент наконец наступит? Неужели они просто исчезнут из жизни Патрика и будут ждать от меня того же самого?

Я не хочу, чтобы этот день наступил. Во всяком случае, пока. Я ясно это понимаю.

Или есть шанс, что все будет не так? Есть ли возможность, чтобы однажды мы с Патриком могли… Я едва осмеливаюсь облечь эту мысль в слова.

Может, у нас с ним что-то получится?

Это кажется почти невозможным, но, с другой стороны, ничто в этой сумасшедшей ситуации не следует какой-либо нормальной логике.

Фрэнк и Кэтрин уходят, все еще препираясь, однако я не могу расслабиться. Квартира меня угнетает. Оглядываясь на мусор и грязь, я понимаю, как это безвкусно, как одномерно, словно на съемках ужасной студенческой постановки или на шоу знаменитой ведущей, позволяющей себе кричать на всю аудиторию.

Это не я. И это не Патрик.

Змея, по-видимому, ночная, извивается сложным узлом у стены резервуара. Я понятия не имею, какого она пола, но в последнее время я стала называть ее Кэтрин.

Мне нужен свежий воздух.

Так и не переодевшись, я иду в клуб – просто для физической разрядки. Чтобы выйти на танцпол и почувствовать, что мое тело захвачено музыкой. У пожарного выхода стоит дилер, который дает мне две таблетки по цене одной, поскольку сейчас будний вечер.

К трем часам мое тело устает, а мозг все еще гудит. Я вспоминаю бар «Харлей» с мотоциклами, свисающими с потолка. И Брайана, австралийского бармена с кухонным полотенцем, заправленным в джинсы, выходящего со смены в три.

Конечно, когда я добираюсь до бара, он уже закрывается. Не нужно долго флиртовать, чтобы мужчина пригласил меня к себе, но по какой-то причине сегодня секс с незнакомцем уже не кажется магическим. Вместо чувства опасности и смелости это вызывает у меня ощущение некоторой бессмысленности.

Что бы и сколько бы Брайан ни говорил мне – я красивая, или удивительная, или страшная, или сумасшедшая, – человека, от которого я действительно хочу это услышать, все равно нет рядом.

35

Я возвращаюсь домой незадолго до полудня. В глазах песок, а во рту ощущение, будто флористы там расставляют цветы. Я вхожу и останавливаюсь как вкопанная, не уверенная в том, что вообще вижу.

За одну ночь это место преобразилось. Стены окрашены в нежный кремовый цвет. Черепа животных и реквизит комиссионки исчезли. Теперь здесь шведская мебель, диваны «Западный вяз», яркие турецкие ковры. Гитара и усилитель исчезли. Вместо них – высококачественные динамики «Сонос» шепчут классическую музыку. Рок-постеры на стенах сменили гравюры в выбеленных деревянных рамах. На стеклянном кофейном столике стопка книг по искусству о Джорджии О’Кифф и Тулуз-Лотреке. Словно по мановению волшебной палочки, змея превратилась в черепаховую кошку, лениво глядящую на меня с дивана.

– Ее зовут Августа, – говорит Кэтрин, выходя из соседней комнаты и видя, что я глажу ее уши.

– Да неужели?

– Думаешь, кошке нужно вымышленное имя? Разумеется, ее зовут Августа. – Где ты была?

– Мне нужно было отдохнуть. – Я указываю на новый декор. – Почему вы сменили интерьер?