И эта цель, telos, состоит не в «счастье» (понимаемом как eudaimonia у Аристотеля), но в «блаженстве» (в том смысле, как его описывают еврейские слова ashre и baruch или греческое makarios). Именно поэтому, в частности, когда, переводя Заповеди блаженства (знаменитую серию высказываний в Нагорной проповеди, возвещающей о блаженствах), переводчик ставит вместо слова «блаженны» слово «счастливы», он лишает эти высказывания их подлинного смысла. И суть «блаженства» и «благословения» — именно это представление о божественном источнике «блаженства» отличает Иисуса от Аристотеля — заключается в том, что оно включает в себя «счастье», однако это «счастье» здесь есть следствие чего–то другого — а именно, следствие деяния любящего Бога Творца. «Счастье» — это всего–навсего состояние человека, нечто самодостаточное. В принципе человек может его культивировать, опираясь на свои собственные усилия. Но «блаженство» люди обретают только тогда, когда Бог Творец действует и в их жизни, и через их жизнь. Кроме того, блаженство наступает тогда, когда тот же Бог исполняет обетования, данные им в древности своему народу, — те обетования «завета», о которых говорят последние главы Второзакония. И именно об этих двух блаженствах — блаженстве отдельного человека и блаженстве Израиля — Иисус говорил в тех удивительных словах, которыми начинается его знаменитая Нагорная проповедь:

Очевидно, что Иисус не описывает здесь «существующее положение вещей». Нам не следует думать, что плачущие уже получили какое–то невидимое утешение. Это не сокровенные вневременные истины о реальности, которую невозможно увидеть. Иисус возвещает о новом положении дел, о новой реальности, которая уже готова ворваться в наш мир. Он говорит о том, что в мир приходит нечто новое, чего не было прежде, что жизнь неба, казавшаяся столь далекой и нереальной, уже приходит на землю.

Что случится, если мы поместим эти удивительные слова в тот контекст, о котором мы говорили в конце второй главы?

1. Конечная цель — это Царство Божье: время утешения, когда небо наконец–то сойдет на землю, время обновления творения, изобилия, милости, получения награды и, наверное, в первую очередь — тот момент, когда мы увидим Бога.

2. Эта цель вошла в нынешнюю жизнь вместе с Иисусом. Хотя нам еще непонятно, как его общественное служение связано с блаженствами Нагорной проповеди.

3. Тот, кто следует за Иисусом, может уже сейчас формировать у себя такие привычки сердца и поведения, которые соответствуют положению вещей в Царстве Божьем — тому, что наступит в будущем, но в то же время уже присутствует здесь благодаря Иисусу.

Каким же образом это обещанное будущее может соответствовать нынешним делам и привычкам? Здесь есть два пути, резко отличающиеся один от другого.

С одной стороны, это прямое соответствие, когда грядущее отражается в нынешнем образе жизни: в смирении, кротости, милосердии, чистоте, миротворчестве. Когда наступит грядущее Царство, мы не перестанем быть смиренными, кроткими и чистыми сердцем. (Мы не скажем: «Ну, хватит! Теперь мы можем стать такими, какими всегда хотели, — гордыми, надменными и нечистыми!») Нет, эти качества лишь засияют более ярким светом.

С другой стороны, здесь существует и обратное соответствие, которое указывает на противоречие между этим непреложным будущим и нынешним положением вещей. Вспомним слова о плачущих, о гонимых, об алчущих справедливости. Когда грядущее Царство наступит, плачущие утешатся, алчущие правды насытятся, а гонения прекратятся. (Вероятно, «миротворчество» принадлежит к обеим категориям, поскольку стремление сердца к примирению отражает мир нового Божьего творения, но потребность в миротворчестве между враждующими сторонами исчезнет, когда небо и землю наполнит мир Бога, как то явлено в видении Исайи в главе 11.) И эти два типа соответствия тесно связаны между собой.

Стоит помнить о двух этих типах соответствия — прямого и обратного, — чтобы лучше понять, что Иисус не имел здесь в виду. С одной стороны, он не хотел сказать: «Если ты будешь вести себя таким образом, ты получишь награду» (нечто вроде подхода легалистов), с другой, он не говорит: «Теперь, когда ты уверовал в меня и в грядущее Царство, ты должен вести себя таким образом» (так порой думают некоторые протестантские богословы), — хотя последнее ближе к истине, однако не в таком смысле, как это обычно понимают. Если мы колеблемся между этими двумя позициями, мы остаемся в плену у философской дилеммы в ее богословской версии, не замечая того, что у нас перед глазами, — не пытаясь посмотреть на проблему глазами Иисуса, разделявшего многие представления иудеев I века.

Правильнее думать, что Иисус говорил примерно так: «Я пришел сюда, и потому новый Божий мир уже рождается на земле, и как только вы поняли это, вы можете увидеть, что некоторые привычки сердца предвосхищают этот Божий мир уже здесь и сейчас». И эти качества — чистота сердца, милосердие — не относятся к делам, которые нужно совершать, чтобы заработать «награду» или «плату». И в то же время это не просто «правила поведения» для новообращенных — правила, которые сегодня могут показаться кому–то довольно случайными. Они сами по себе есть знамение жизни, язык жизни — жизни нового творения, жизни нового завета, жизни, которую принес Иисус. И мы увидим, что они входят в радикальным образом пересмотренную христианскую версию греческих представлений о добродетели, такую версию, которая становится жизнью веры, надежды и любви.

Здесь мы можем перейти к продолжению Нагорной проповеди, начиная с Матфея 5:13, и внимательно ее изучить. Хотя моя аргументация от этого не зависит, мы найдем в рассматриваемом евангельском тексте немало важных вещей, которые позволят нам лучше понять уже выдвинутый выше главный тезис.

Во–первых, как мы уже видели, Заповеди блаженства можно по ошибке принять за набор правил. Но это не правила. Скорее, они похожи на добродетели, и вот как они действуют в жизни: тебе нужно понять конечную цель, telos, грядущее — и начать работать над тем, чтобы предвосхитить ее здесь и сейчас. Это не значит (я не перестаю это подчеркивать), что никаких правил вообще не существует; как мы увидим, Заповеди блаженства и дают направление тем, кто осваивает добродетель, и позволяют добродетельным христианам время от времени устраивать себе проверку. Но если мы будем смотреть на Заповеди блаженства как на свод правил, мы рискуем упустить из вида самое главное.