Искусство отступления для стратегов проще пареной репы. Карл VIII и его штаб успешно преодолевают это испытание. Длительный поход на север на обратном пути из Неаполя являет собой образец энергичности и разумности. Велик вклад в его успех находящихся на службе у короля швейцарских солдат — лучших солдат той эпохи. Бросок французской армии в сторону Форново, выход из Апеннин в нижнюю часть Па-данской равнины (6 июля 1495 г.), представляет собой блестящее достижение. Он предвосхищает (но с гораздо меньшими людскими потерями) первые итальянские сражения Бонапарта или битву при Маренго.

Правда, речь идет не о завоевании наиболее плодородных в мире равнин в наполеоновском стиле, а о скорейшей эвакуации с этих территорий, преодолевая сопротивление противника, и спешном возвращении в метрополию. В Форново 9000 королевских солдат (под хоругвями Сен-Дени — символа крестовых походов) одолевают 30-тысячную армию противника (главным образом итальянцев), оставившую тысячи погибших на поле сражения. Furia francese (французский натиск) удался лишь благодаря умелым маневрам, которые опытное в такого рода делах командование сумело осуществить во время жаркого сражения. Осенью 1495 года Карл VIII возвращается во Францию, не понеся существенных потерь в живой силе. Территориальный итог операции — ноль. Последние французские гарнизоны будут с позором вытеснены с неаполитанских территорий, которые они сумели удерживать лишь в течение одного лета. Но общие расходы на это предприятие оказались незначительными: ни Францию, ни Италию война не разорила. Льстивая пропаганда наградила Карла VIII массой титулов: и «орудие божественной справедливости», и «глава христианских народов», и «воплощение Давида», и «миротворец», и «новый Карл Великий». Культурные последствия окажутся посредственными, но в длительной перспективе они станут решающими: настолько велика разность потенциалов французской и итальянской цивилизаций. При этом первая значительно обогатится от контактов со второй. Усилилась и военная мощь королевства. Но до скорой своей смерти (1498 г.) Карл больше не ступит ногой за пределы границ. В общем итоге правления неаполитанские фантазии не более чем каприз молодости. Они не сравнимы с 15 годами материального подъема и внутреннего роста, которым существовавший режим, за неимением других особых достоинств, не препятствовал и не мешал. Доходы монархии от «собственного домена», состоявшего из земель, сеньориальных платежей, пошлин и т.п., то есть зависящие от эволюции производства и товарооборота, в финансовом выражении возросли за 1484-1498 годы на 74%. Конъюнктура, таким образом, была благоприятная, хотя рост доходов объясняется также и более полным сбором налогов и других податей. Их размер, который Людовик XI увеличил в 1481 году до 4,6 млн. ливров, затем — до 3,9 млн. накануне своей смерти, в 1484-1486 годах сокращается до 1,5 млн., достигает своего пика — 2,6 млн. ливров в 1494 году и вновь сокращается до 2,1 млн. в 1498 году. В годы своего правления Карл расходует мало, входя в число суверенов, отличавшихся умеренностью расходов, чего позднее будут желать либеральным народам апостолы свободы действий (laisser-faire). Но молодой король умирает весь в долгах, оставив казну пустой, что свидетельствует о том, что если он и брал взаймы у богатых кредиторов, то не обременял настолько же своих налогоплательщиков. Создание ярмарок, судебных должностей, начало составления региональных кутюмов в письменной форме свидетельствуют о том, что государство отдает себе известный отчет об экономическом росте, происходившем в данном случае без его вмешательства, что оно заботится о том, чтобы определить юридические рамки, в которых должны привычно жить разные народности, отказывающиеся (понемногу) от насилия, прибегая с меньшей кровью и меньшими денежными расходами к судебным тяжбам и подчиняясь постановлениям судов. «Молчаливый осмос» начинает сплачивать новые провинции — Бургундию, Прованс и Бретань — вокруг динамичного и порой двуединого образования, каким представляется королевство при Валуа.

Людовик XII, дядя Карла VIII, становится королем по закону престолонаследия после смерти последнего от несчастного случая. Он является внуком Людовика Орлеанского-старшего и Валентины Висконти, что дает ему право претендовать на Миланское герцогство. Он — поздний ребенок Карла Орлеанского и Марии Клевской. Убитый дед, отец — многолетний узник англичан, безденежье, трудная, беспокойная, одинокая юность под строгим контролем недоверчивого Людовика XI — все это не могло облегчить миссию будущего короля. В ранней молодости он был насильно женат, в соответствии с замыслом Людовика XI объединиться с Орлеанским домом, на дочери хитроумного суверена Жанне Французской — девушке достойной, любящей, смелой, но несчастной калеке, бесплодной и набожной. (Многие короли и среди них Людовик XII, Франциск I, Генрих IV были таким образом зятьями предшествующего суверена и в то же время наследниками в первой или второй очереди оного уже в силу Салического закона[57]: по-видимому, предполагалось, что по этой причине их эвентуальная легитимность еще более укрепится. (То есть Салический закон не всегда действовал «сам по себе», когда речь заходила о возведении на престол нового монарха.) Супруг Жанны не ожидал от этого брака ни счастья, ни потомства — это именно то, чего очень желал Людовик XI, враждебно настроенный по отношению к «Орлеанской» ветви и желавший ее угасания. По достижении совершеннолетия Людовик Орлеанский последовал обычаю, согласно которому высокопоставленный член королевской семьи на определенном этапе своей жизни должен вступить в оппозицию, в том числе с применением насилия, к действующему монарху: будущий король Людовик XI, будучи дофином, был причастен к Прагерии, направленной против его отца Карла VII, находившегося в то время на троне; брат короля Карл, младший брат Людовика XI, поступил так же четверть века спустя, выступив против своего старшего брата под предлогом борьбы за общественное благо. В 1480-х годах Людовик Орлеанский стал одним из лидеров «безумной» войны против Карла VIII и особенно против клана Боже. Так нарастала старая неприязнь между Орлеанцем и Анной Боже. Он, как утверждают, поносил ее всячески и даже называл шлюхой. Со своей стороны, после подавления бунтов она прикажет заключить его на долгие годы в тюрьму, обречет на холод, воду, хлеб и сало. Конечно, он заслужил своим неповиновением темницу, где возмужает и состарится. В XVI веке, когда монархия совершенно окрепнет, эти молодежно-феодальные выступления против действующего монарха выйдут из моды. По крайней мере до 1560-х годов, когда она опять проявится в связи с региональными конфликтами. Храбрый, спортивный, заядлый охотник, в меру недоверчивый, авторитарный и порой вспыльчивый, «энергичный и отважный в поступках», одаренный умом выше среднего и достаточно образованный, в молодости безудержный «бабник», на весьма примерный супруг во втором браке с Анной Бретонской (после отмены брака с Жанной Французской), совсем не жестокий (но не на войне), Людовик XII не предстает великим и жестоким макиавеллистом. Он сумел продемонстрировать дружеское великодушие по отношению к Ла Тремуйлю и семье Боже, которые, между прочим, жестоко обходились с ним в годы его молодости. Он вписывается в рамки культуры несколько ограниченной и умеренной монархии — такой, как ее описал его современник Клод де Сейсель[58]. По мнению Макиавелли, возможно упрощенному, надо стремиться к идеалам власти строгой, абсолютной, свободной от этических, религиозных, социальных ограничений… Сейсель — побочный сын савойского маршала, ставший одним из приближенных Людовика XII, — напротив, предлагает государю модель (не лишенную хитростей, даже цинизма) ограниченной королевской власти с тройным тормозом: религиозным, правосудия и полиции. «Полиция» в данном случае означает подчинение указам предшествующих королей: монарх должен соблюдать их, как и те законы, которые издает лично, ибо сам Бог обязан соблюдать установления, которые он промульгирует в своей Вечности. Но не будем тем не менее увлекаться розовой краской при характеристике и правления, и самой личности Людовика XII. Его первой жене Жанне Французской (во время процесса о расторжении брака, который затеял ее супруг-король) пришлось приложить много усилий, чтобы подобрать адвокатов и благожелательных свидетелей. Один этот факт свидетельствует о том, что Людовик, как и другие Валуа, со знанием дела использовал запугивание. Однако это не помешало тому, чтобы в речах проповедников, враждебно настроенных к «аморальному» поведению короля, просматривалось нечто вроде общественного мнения в целом в пользу несчастной отверженной королевы (1498 г.). Впрочем, Людовику XII хватило ума и великодушия, чтобы не свидетельствовать против всех мирян и клириков, которые справедливо осуждали его поведение. Жанна Французская умрет через несколько лет (1505 г.) с репутацией святой, основательницы монашеского Ордена Благовещения.