Точнее не скажешь.

Вячеслав Никонов: «Я вообще, я считаю, что дед, наверно, счастлив. Что он не дожил до девяносто первого года. Он умер в восемьдесят шестом, застав только начало перестройки и одобрив первые шаги Михаила Сергеевича Горбачева. Я думаю, ему было бы очень сложно пережить распад Советского Союза и то, что этому предшествовало. А ведь этому предшествовало еще и разоблачение культа личности Сталина и возвращение там к подлинной истории, которая, правда, не всегда была подлинной. Ведь в восемьдесят девятом году, когда вот открылись эти шлюзы исторической правды, полились потоки грязи и на Молотова, и на семью и так далее. И у меня же тогда не стало мамы. Она не пережила этого, в восемьдесят девятом году один не очень мною уважаемый, но очень известный публицист написал статью, где доказывал, что, когда арестовали мою бабушку, моя мама от нее отреклась на партийном или там на комсомольском собрании, что было абсолютной ложью. Вот через несколько дней после этого у мамы случился просто сердечный приступ, и она умерла, не дожив недели до своего шестидесятилетия, которое мы уже готовились отмечать. Отец, я считаю, он тоже не пережил скорее всего распад Советского Союза, в девяносто втором году у него резко обострилась болезнь, и он умер. То есть, я считаю, что деду повезло, что он не дожил до этого».

Не захотевший поступиться своими принципами в долгие годы опалы, Вячеслав Молотов резко осложнил жизнь своих близких в шестидесятых-семидесятых годах XX века. Хотя одно покаянное письмо могло кардинально изменить ситуацию. Эти же его принципы, основанные на удивительном фанатизме, вся его жизнь не позволили любимым детям и внукам спокойно жить и после его смерти. Только вот почему-то представляется, что, знай Молотов это и доведись ему все начать сначала, он пошел бы по тому же самому пути.

Кстати, сразу же после смерти Молотова его дачу и архив опечатали люди из компетентных органов. Да и во время похорон они контролировали ситуацию.

Боялись каких-то провокаций…

Как всегда.

Послевоенные поколения советских людей привыкли жить в стране, где ничего экстраординарного не происходило. Трудовые коллективы привычно рапортовали об очередных победах, космонавты устанавливали очередные рекорды пребывания в космосе, спортсмены штурмовали олимпийские высоты, а члены Политбюро получали очередные награды. В те времена газеты начинали читать с последних страниц, где сообщалось о погоде и спорте, а в телевизионных новостных программах смотрели последние десять минут.

Все новости давно были известны.

И только изредка до жителей огромной страны доходили слухи о том, что где-то рабочие устроили нечто вроде забастовки, а какие-то люди вышли на Красную площадь протестовать против ввода танков в Прагу.

В моду вошли транзисторы с коротковолновым диапазоном. Именно на этих волнах через треск глушилок можно было услышать странные сообщения о высылках из СССР диссидентов, о гибели советской подводной лодки, о покушении на генерального секретаря.

При тотальном недоверии к средствам массовой информации ставились под сомнения и сообщения «вражеских голосов». Однако настало время, когда спецслужбы начали открывать свои тайны.

Рывок к власти

Сегодняшний наш рассказ о человеке, тени которого боялись еще при его жизни.

Лаврентий Берия.

Правая рука Иосифа Сталина, которую он то возносил, то опускал, а иногда даже пытался отсечь. Ему в заслугу ставят успех атомной программы в СССР, его обвиняют в гибели миллионов советских граждан. Его имя стало синонимом коварства, жестокости и порочного сладострастия, а блеск его пенсне — классическим символом при изображении злодеев. Его имя стоит первым в кровавом ряду палачей собственного народа. Именно этот набор звучит, когда заходит разговор о Лаврентии Павловиче Берии.

Двадцать первого марта 1953 года дочь Иосифа Сталина Светлана написала в ЦК партии письмо, в котором отказывалась от дачи в Волынском.

Всего через двенадцать дней после похорон отца Светлана Аллилуева была уже в состоянии думать о таких сугубо материальных вещах, как дача.

А может быть, это была эмоциональная реакция, желание поскорее забыть все, что происходило в Кунцево в первые мартовские дни 1953 года. Она не могла не знать о поведении собственного брата. Василий в беспробудном пьяном угаре всех уверял, что отца отравили. Светлана видела, как уже на третий день после смерти Хозяина — именно так называли Сталина все, кто работал на даче Ближняя, — еще до его похорон вся прислуга и охрана — многих она знала 10–15 лет — по приказу Берии собирали вещи, книги, посуду, мебель и со слезами укладывали все это на грузовики.

Их разогнали.

Всех. Кого куда. Для большинства это была настоящая человеческая трагедия. В отставку отправили и Николая Новика, исполняющего обязанности начальника охраны Сталина в последние полгода жизни генсека. Всего лишь в отставку, ему повезло — в день смерти Сталина он лежал в госпитале с гнойным аппендицитом.

Некоторое время он никого не интересовал.

«Потом кадровики меня пригласили и предложили пост начальника Тульского управления», — рассказывал нам Николай Петрович Новик.

В Тулу Николай Петрович ехать отказался, понимая, что это слишком близко от Москвы. Было и второе предложение — в разведку, правда, с огромным понижением в должности.

Н. Новик: «Мне говорят, что выше должности замначотдела просто сейчас нет. Понимаете, так сказать, нам поверить, мы не врем, к вам претензий мы не имеем никаких, но мы вам эту должность не можем предложить, потому что это большое понижение, я говорю… что я согласен».

В результате Николай Новик десять лет проработал в разведке, в том числе и за границей. Это была скорее ссылка, но эта ссылка, похоже, и спасла Новику жизнь.

Рассказывая о Берии, нельзя не напомнить общую обстановку, которая царила в Кремле в последние годы жизни вождя.

Почувствовав ослабление хватки 73-летнего генсека, зная о состоянии сталинского здоровья, его окружение начало подготовку к жизни после смерти.

После сталинской смерти.

Положение усугублялось тем, что вопрос о преемнике Сталин никогда не поднимал, а намекнуть на это вождю мог только самоубийца. К концу 1952-го самая сильная пара Маленков — Берия, казалось бы, прочно овладела инициативой, и прежде всего потому, что могла опираться на спецслужбы. При этом Маленков держал еще в руках весь партийный советский аппарат, но, не обладая качествами лидера, харизмой, нуждался в Берии.

У Лаврентия Павловича харизма была. Однако, отстраненный во второй половине сороковых от работы в МВД, он один в тот момент не имел в руках мощных рычагов власти, поэтому союз Берии и Маленкова был скорее вынужденным, чем добровольным. Действуя совместно, каждый из них мечтал править единолично.

Сталин в последний год очень сильно опасался за свою жизнь, он боялся отравления, боялся покушения.