— Мы не можем найти данных о тебе в твоей воинской части, —нахмурился шейх, — может, ты не старший лейтенант, а у тебя другое звание.Может, у тебя другое имя. Солдат твоих мы давно отпустили и теперь узнать неможем, как твое настоящее имя.

Кичин насторожился. Ему с самого начала был неприятен этотразговор. Он представился Виктором Косолаповым, по имени своего, погибшего впрошлом году товарища, решив скрыть свою настоящую фамилию.

— Зачем мне скрывать свое имя. Тем более, свое звание. Яносил погоны не для того, чтобы вы меня забрали в плен, — ответил он.

— Да, — явно смутился шейх, — это правда. Но мы не до концаверим тебе. Поэтому мы хотим испытать тебя — примешь ли ты мусульманскую веру?

Кичин смутился. С одной стороны, он был воспитан, какубежденный атеист, каким и положено было быть военному разведчику, коммунисту.С другой — он понимал, достаточно ему отказаться и подозрения шейха усилятсятысячекратно. Он должен принимать решение.

— Я не знаю вашего языка, — осторожно ответил он.

— Этому мы тебя научим, — усмехнулся шейх.

— Но я не знаю и вашей религии.

— Это тоже не такая проблема. Тебя научат основным принципамшариата. А учиться этому можно всю жизнь. Кроме того, ты сможешь читать нашикниги и на русском языке. Они специально отпечатаны для таких безбожников, какты.

Колебаться больше не имело смысла. Он мог вызвать толькоподозрения.

— Хорошо, — кивнул Кичин, — когда это случится?

— Не так быстро, как ты думаешь, — сказал шейх, — для этоготы должен сначала многому научиться.

С этого дня Кичин начал отпускать бороду и усы. Конечно,можно было просто послать шейха ко всем чертям, сказать свое настоящее имя ипринять мученическую смерть. Немолодой парень двадцати семи лет меньше всегоподходил на роль мученика.

А жизнь была так прекрасна.

С этого дня с Кичиным стал заниматься местный мулла,обучавший его языку и главным положениям корана. Знакомясь с основнымипостулатами мусульманской религии, Виктор Кичин удивлялся ее простоте ипониманию. Он, никогда не изучавший историю религии, с огромным удивлениемузнал, что мусульманский мир почитает и пророка Иисуса Христоса и его мать —деву Марию, и чисто библейских персонажей — Авраама, Гавриила, Моисея.

Он постигал мудрость, заложенную в книгахполу-торатысячелетней давности, с удивлением замечая, что начинает верить этимистинам больше, чем лекциям своих преподавателей по атеизму. Некоторые вещи поистории он вообще узнавал впервые, начиная понимать, какие пласты мировойцивилизации скрывали от них в учебных заведениях.

Но вместе с тем где-то глубоко в нем сидело его советскоевоспитание, его пионерское детство, его комсомольская молодость. И это тожебыло частью его судьбы и его души.

Скрывать свое знание языка становилось опасным, и оннеохотно начал овладевать основами пуштунского языка, читать некоторые сурыкорана на фарси. В один из весенних, солнечных дней к нему пришли двое мужчин.Кичин знал, что должен пройти и через этот обряд посвящения, но, увидев мужчин,все-таки заколебался. Слишком необычной была плата за жизнь. Слишком тревожнойдля него. Согласно мусульманским обычаям его должны были обрезать, убираякрайнюю плоть.

Нужно быть мужчиной, чтобы понять все его страхи. Но путиназад уже не было. Цирюльник дал выпить ему успокоительного, после чего Кичинараздели и положили на кровать. Двое мужчин связали ему руки и ноги. Для детей,которым делали обрезание, эта процедура проходила менее болезненно, чем длявзрослого человека. Кичин, несмотря на налиток, внутренне напрягся. Цирюльникподнял огромные ножницы и… страшный крик Виктора Кичина потряс все соседниепалатки… Цирюльник быстро посыпал каким-то темным порошком.

— Все кончено, — сказал он, — не бойся. Заживет быстро.

Кичин, которому наконец развязали руки и ноги, провалился вспасительный сон.

Еще целую неделю он мылся водой со слабым содержаниеммарганца и наконец, когда твердая корка, покрывающая рану, спала, понял, чтовсе кончено.

Вскоре он получил мусульманское имя Вахтад и был перевезен вПакистан, в небольшой город Хангу. Там, таких как он, оказалось восемь человек.Среди них были русские, татары, таджики, башкиры. Но единственным офицером былон — старший лейтенант Виктор Кичин, взявший себе имя Виктора Косолапова иназываемый теперь таким чужим именем — Вахтад.

До них дошли слухи, что где-то советские пленные поднялимятеж, но их было слишком мало в городе, в котором размещались пять сотенафганских моджахедов, проходящих переподготовку в тренировочных лагерях подХангу, где их готовили американские и пакистанские инструкторы.

Кичин провел за рубежом, в Пакистане, более шести лет. А вдалекий сибирский город Ачинск продолжали поступать ответы из Министерстваобороны СССР, где Виктор Кичин по-прежнему значился, как «пропавший без вести».А в город Семипалатинск, в Казахстане., шли сообщения, где подтверждалось, чтоВиктор Косолапов, по сведениям зарубежной прессы, находится в плену, вПакистане, и сообщения о его смерти были не совсем точны.

И обе матери, в Семипалатинске и Ачинске, молили Бога омилости, прося вызволить их сыновей и вернуть домой. Виктор Кичин вернулсядомой в марте девяносто второго. Он не понимал — куда он вернулся. Вприграничном Пакистане было спокойнее. Его родины — Советского Союза — более несуществовало. И не было многого другого. Он вернулся в чужую страну, в другоевремя.

Изменения, происшедшие в стране, потрясли его больше, чемизменения, происшедшие в его личной жизни. Он сбрил бороду, усы, сменилприческу, начал снова говорить по-русски, с трудом подбирая некоторые знакомыеслова. Мать, истово верившая в его возвращение, уже покоилась на кладбище. Вармии он был чужой. Летом девяносто второго он приехал к Акбару Асанову. Онидолго сидели вместе, пили за павших, вспоминали погибших товарищей.

— Объясни мне, — говорил с болью Кичин, — что произошло? Какбудто попал в девятнадцатый век. Везде идут войны — в Абхазии, в Азербайджане,в Молдавии. Нет нашей страны, а вместо нее этот ублюдочный трехцветный флагденвкинцев. Как это могло случиться?

— Многое случилось, Виктор, — с болью говорил Асанов, —многое изменилось. Сначала мы не придавали этому значения, а потом поняли, чтоуже поздно. Пока мы воевали в Афгаяе, нас предавали здесь политики. Все ужеслишком поздно.

— Почему? — горячился Кичин, — почему никто не ударилкулаком, не крикнул — что же вы делаете, су кины дети?

— Пытались, — вздохнул Асанов, — кое-кто пытался ударитькулаком, даже танки вызывал. Но все было бесполезно. Та система себя отжила.Пойми, Виктор, она уже только мешала нам нормально существовать.