царский титул. Как отметил тот же австрийский дипломат Герберштейн, первые годы Василий имел статус лишь «правителя» (в немецком издании «Gubernator»), а «властью» «завладел» только после смерти племянника, Дмитрия[146].

Казанский хан Мухаммед-Эмин, которого Василий в 1505 г. известил о вступлении на престол, ответил резкой отповедью:

«Аз есми целовал роту за великого князя Дмитрея Ивановича, за внука великого князя, братство и любовь имети до дни живота нашего, и не хочю быти за великим князем Васильем Ивановичем. Велики князь Василей изменил братаничю своему великому князю Дмитрею, поимал его через крестное целованье. А яз, Магмет Амин, казанский царь, не рек ся быти за великим князем Васильем Ивановичем, ни роты есми пил, ни быти с ним не хощу»[147].

Впоследствии, конечно, вопрос утратил остроту, но, судя по всему, неизменно интересовал представителей соседних стран, как и ближний придворный круг. Посол Священной Римской империи в Москве в 1517-м и 1526 гг. Герберштейн очень внимательно все записал, что касалось «Дмитрия-внука»; даже раздобыл, скопировал и перевел чин его венчания, который потом опубликовал в своих «Записках о Московии», изданных в 1549 г[148]. Дмитрий стал для Василия символом проблем наследования, усугубившихся тем, что у самого Василия долгое время наследников не было.

Историографы выявили в сохранившихся записях, что в те годы была подготовлена переработанная версия чина венчания Дмитрия-внука, что может указывать на подготовку к коронации Василия III[149]. Гипотетически он мог к ней готовиться, но пока был жив Дмитрий – до 1509 г. – не решался. А потом уже не нужно было. Никаких подобных акций при великом князе Василии не состоялось. Он был правителем по праву рождения, а не миропомазания.

Только сына Василия Ивана в 1547 г. венчали. Более того – назвали царем. Но это потом. Путь династии к этому триумфу был сложен. За грехи недобрых родственников и советников бездетность была уделом трона. Вплоть до 1530 г. наследника у государя не было. А и тот родился не без слухов о дьявольских каверзах. Колдовские процессы на этом пути повсеместно.

* * *

В сентябре 1505 г., буквально накануне смерти, великий князь Иван III женил сына на боярской дочке Соломонии Сабуровой, но та оказалась бесплодной. После 20 лет попыток, мучений и стыда она решилась обратиться к чародейским потворам, о которых сразу донесли и вскоре провели расследование, ставшее основанием для развода. Сохранилась сказка И. Ю. Сабурова от 25 ноября 1525 г., где представлены свидетельства расспросов самой великой княгини и ее служек. Сабуров – кстати, близкий родственник великой княгини – утверждал, что это она наказала ему: «Есть жонка Стефанида, она Рязанка, но ныне на Москве, ты ее найди и ко мне пришли». Он нашел Стефаниду и привел к себе на двор, а потом вместе с женой Настею отправил к великой княгине. Они встретились. Настя потом рассказала, что «Стефанида воду наговаривала и смачивала ею Великую Княгиню, смотрела у ее в брюхе и сказывала, что у Великой Княгини детем не быти». Сабуров подтвердил и пересказал то, что ему потом поведала Соломония: «Присылал ты ко мне Стефаниду, и она у меня смотрела, а сказала, что у меня детем не быти; а наговаривала мне воду Стефанида и смачиваться велела от того, чтоб князь великий меня любил, а наговаривала мне Стефанида воду в рукомойнике и велела мне той водой смачиваться; а коли понесут к великому князю сорочку и порты и чехол, она мне велела из рукомойника тою водою смочив руки да охватывать сорочку и порты и чехол и иное которое платье белое». И мы, сказал дворянин, приносили ей все подобное платье, и она его смачивала водой из рукомойника и передавала великому князю.

А потом Соломония опять просила найти ее колдунью – некую «черницу», которая «дети знает», а сама не рожала. Иван послал за ней детину по имени Горяинка, который потом сбежал. Но прежде черницу нашел и привел на подворье. Эта ведьма в облике черницы наговаривала масло и мед пресный, которые потом относила к великой княгине жена Сабурова Настя. Этими продуктами княгине следовало тереться, чтоб великий князь ее любил и детей ради. Об этом говорила сама Соломония: «Приносила ко мне от черницы Настя, и я тем терлась». Иван Сабуров под этим подписался: «К сей памяти я Иван руку приложил». Но на обороте документа имеется дополнение. Видимо, уходя, он еще кинул дознавателям, что таковых-то женок да мужиков, которых о ведьмовстве расспрашивал, немало было – всех не упомнит: «А что мне, господин, говорить? Того мне не испамятовати, сколько ко мне о тех делах жонок и мужиков прихаживало»[150].

Несчастная супруга делала все возможное, чтобы сохранить внимание мужа. Обращалась к кудесницам и знахаркам, исполняла их предписания. Ничто не помогло. Брак был расторгнут. Соломонию постригли в монахини. Она прожила в иночестве еще 17 лет, преставилась в Суздальском Покровском монастыре и почитается преподобномученицей, канонизированной сейчас церковью. Поговаривали, что у нее таки родился сын, но уже в монастыре, что, конечно, позднейший слух, основанный на осуждении греховодного мужа.

* * *

Не всем в церкви были понятны радикальные меры по взысканию царского чадородия. Хотя чародейство считалось достойным поводом, развод с супругой осуждался в любом случае. Руки нечистого и в том, и в другом. Часть священнослужителей указывала на это митрополиту, но тот не всегда мог уличить виновных. Разгул сатанинских интриг, вскормленный многолетним цветением ересей и подпитками гуманистов из-за границы, искоренить было непросто. Елена Волошанка «жидовствовала», царица София ворожила, из Европы заезжали кудесники и смутьяны… Думали, что все закончилось в 1504 г., но нет, грехи копились, достигая массы, критичной и опасной, если дело касалось государя. Следующему поколению священнослужителей пришлось разбираться с новыми инфекциями того же корня.

В мае 1525 г., ровно когда Соломония заговаривала воду на мужа, в Москве состоялся собор по новому еретичеству, выявленному в недрах духовенства. Осуждению подвергся заезжий греческий монах Максим Грек (ум. 1555), который прибыл на Русь семь лет назад ради переводов священных текстов, но что-то пошло не так и он увяз в дьявольских каверзах.

Михаил Триволис происходил из города Арта в Эпире. После попытки обосноваться на греческом острове Корфу в 1490 г. он перебрался в Италию во Флоренцию, где оказался под влиянием процветавших тогда гуманистов, зачитывался Платоном, Аристотелем и прочими философами. Далее он много путешествовал, жил в Болонье, Милане, Венеции, слушал проповеди Марсилио Фичино, какое-то время служил дому Пико делла Мирандола. Сильнейшее впечатление на него произвела личность доминиканского монаха Савонаролы (1452–1498), адепта ортодоксии и аскетизма, фактически правившего во Флоренции в 1494–1498 гг. и потом осужденного за критику папства на сожжение. В 1502 г. Михаил готовился принять обет