— А вдруг мы проснемся через несколько часов, и окажется, что все было сном? И аукцион, и пустая коробка. Все эти чудовищные люди… И вся моя жизнь.

Последние слова Ольга произнесла так тихо, что художница была не уверена, расслышала ли она правильно. Ее голова коснулась подушки и сразу отяжелела. Скрипнула закрываемая дверь, но словно очень далеко, на другом конце дома. Александра уснула.

* * *

Когда она открыла глаза, солнце светило прямо ей в лицо. Жаркое, почти летнее, оно заливало небольшую комнату, ослепительно отражаясь от белых стен.

В первый миг Александра не могла понять, где находится, но сразу вспомнив все события прошедших суток, резко села, проводя ладонями по лицу. Настенные часы показывали половину десятого. В доме стояла звенящая тишина.

Художница встала, отыскала второпях сброшенные ботинки, спустилась вниз. На кухне стояла удушливая жара. Угли в печной топке давно прогорели дотла, но огромная печь остывала медленно, продолжая щедро отдавать тепло.

Александра открыла форточку и жадно глотнула свежего воздуха. Больше всего ей хотелось выпить огромную чашку кофе и вернуться в Москву, но сделать то и другое, не потревожив спящую, по всей видимости, Ольгу, было невозможно. Александра не решалась хозяйничать на чужой кухне и уйти, оставив на прощанье записку, было неловко. На столе остались неубранные чашки, пузатый чайник. Художница сполоснула чашку на кухне, налила себе остывшего чаю. Присела к столу, вытянув ноги, наткнулась на что-то. Это была ее сумка, которую она оставила вчера внизу. Порывшись, Александра достала тетради и блокноты из архива Альбины. Она решила уехать через час, и если Ольга не проснется к этому времени, разбудить ее.

Александра рассчитывала найти в соответствующих разделах архива какие-то упоминания об Исхакове — по словам дочери коллекционера, ее отец часто что-то покупал. Ее надежды оправдались. Перебирая блокноты, содержащие сделки за девяностые годы и помеченные литерой «И», она вскоре нашла первые упоминания о покойном ученом. Судя по записям, на которые Александра натыкалась все чаще, Исхаков покупал изделия из органических материалов и свои любимые старинные пластики, не считаясь с расходами. Он покупал на аукционах, в антикварных магазинах, у частных лиц. В архиве Альбины, безусловно, были отображены далеко не все его сделки, а только те, что каким-то образом попали в поле ее внимания. Увидев суммы, которые Исхаков тратил на приобретение новых сокровищ для своей коллекции, Александра отчасти поняла отчаяние и гнев его жены. Это был классический пример семьи, которую разрушила лихорадка коллекционера, как про себя называла эту страсть Александра. «Есть люди, которых зачаровывает карточная игра или рулетка, и они играют, не в силах остановиться, пока не проиграют все. Есть лихорадка кладоискателей, есть золотая лихорадка, из-за которой люди готовы убивать друг друга. Есть те, кто теряет голову в безлюдных безграничных лесах и, словно во сне, заходит в чащу все дальше, не понимая, что вернуться уже не сможет. И есть коллекционеры…»

Александра не могла представить, сколько должен был зарабатывать покойный ученый на своих заграничных контрактах, чтобы окупались подобные расходы. Правда, имя Исхакова встречалось и на тех страницах, где отмечались его продажи. Это могло бы как-то объяснить, откуда он брал деньги для новых покупок, но Александра отметила, что покупал Исхаков всегда по дутым ценам, переплачивая, а продавал дешево, явно не торгуясь. Одна и та же вещь — шкатулка для колец из моржовой кости, украшенная бирюзой, попав к нему в руки, стоила баснословных денег, а перейдя к другому коллекционеру, теряла в цене втрое. И это была история только одной вещи, которую удалось проследить Александре. «Исхаков разорялся, это очевидно. Но финансовые дыры должны были чем-то заполняться. Теперь понятно, почему он стал делать долги! Ольга о них упоминала. И все же он умудрился оставить дочери наследство, из-за которого ее осаждали сердобольные родственники… Стало быть, долги он платил».

Она сделала множество закладок и решила составить реестр покупок и продаж Исхакова уже в своей мастерской. О четках из оттоманского бакелита нигде не упоминалось, но на это она и не рассчитывала, ведь Исхаков самостоятельно купил их в Стамбуле и никому не перепродавал. Альбина была поистине вездесуща и вносила в свой архив даже те сделки, которые никак ее не касались (из любви к искусству, как говаривала она сама), но узнать ей удавалось далеко не все. Четки со сверчками надежно укрылись от посторонних глаз в этом доме, спрятанном в глубине леса.

Шелестя страницами и делая закладки, художница все время прислушивалась, но жарко натопленный дом хранил безмолвие и словно прислушивался к ней. Не слишком старый, но своеобразный, имеющий собственное выражение, этот дом казался ей одушевленным. Он был единственным свидетелем давней трагедии, который знал о ней все. Сейчас, при ярком свете майского утра, с трудом верилось в то, что случилось здесь пятнадцать лет назад. Пора было возвращаться в Москву, но сонное тепло, исходящее от остывающей печки, размягчало мысли, лишало воли. Все же Александра заставила себя встать, уложила блокноты обратно в сумку, задернула молнию и отправилась будить Ольгу.

Та спала на первом этаже, явно в той же комнате, которую занимала в детстве. Обои с узором из мячиков и медвежат сохранились с той поры — выцветшие и посеревшие от пыли, кое-где вздувшиеся пузырями. Чуть приоткрыв дверь, Александра осторожно постучала костяшками пальцев по косяку. Фигура на кровати, целиком скрытая стеганым одеялом, не шевельнулась. Александра окликнула спящую, сперва тихо, потом громче. Показалась голова Ольги, она щурилась, явно ничего не понимая спросонья.

— Мне срочно нужно ехать в Москву, — сказала Александра. — Я вам позвоню, как только что-то узнаю.

— Д-да… — пробормотала Ольга, глядя на нее смутным взглядом. — Просто захлопните дверь.

— Я прошу вас связаться со Штроммом… — продолжала Александра. Впрочем, она сомневалась, слышит ли ее собеседница, та словно спала с открытыми глазами. — Он обязательно должен знать, что случилось. И скажите, вы намерены обращаться в полицию? Это важно, если вы хотите получить страховку.

— Спать хочу, — неожиданно детским, тонким голоском ответила Ольга и уползла под одеяло. Оттуда глухо донеслось: — Захлопните… дверь…

Александра прикрыла дверь в спальню, забросила на плечо ремень сумки, обвела взглядом столовую. Все вещи — картины на стенах, изразцы на печи, стулья, желтая вязаная скатерть, чайные чашки — смотрели на нее в ответ, словно ожидая каких-то решительных слов или действий. Художница покидала этот дом с тяжелым сердцем. Ее мучило чувство невыполненного долга.

Александра открыла входную дверь, вышла на крыльцо и в первый миг ослепла и задохнулась — навстречу ей выплеснулась пьянящая, жгучая волна озона, которым было напоено сине-зеленое майское утро. Земля, пропитанная ночным ливнем, источала пар, сладостный и едкий, полный жизненных соков. Кораллово алели тонкие ветви деревьев, окруживших дом. Сады стояли в зеленой дымке наивного, яркого оттенка, нежного и недолговечного — он присущ листве лишь в первые майские дни.