— Скажете, я для нее слишком стар? — равнодушным тоном осведомился полковник.

— А я вообще ничего не говорю, — заметила Александра.

— Может, и стар, — Николай Сергеевич поджал губы. — Но в любом случае предложение я ей сделал честь по чести, и ничего оскорбительного в этом нет. Была бы за мной как за каменной стеной. А она так разобиделась, что с тех пор даже не здоровается. Два года уже не разговаривает. Это ее Штромм настроил.

— Думаете, она ему сказала?

— Конечно. Она все ему говорит, а он ей внушает, что она должна думать. Поэтому у нее своей жизни нет. И не будет!

Последние слова полковник произнес с нажимом, словно мстя за старую обиду. Александра промолчала. Она смотрела вперед, туда, где над близкой уже Москвой громоздились в жарком лазурном мареве кучевые облака. Рыхлые, испещренные тенями зефирные громады не двигались, медленно разбухая в полном безветрии. День наступил по-настоящему летний, жаркий. Солнце светило прямо в лицо Александре, и она прикрыла глаза. Мир окрасился в горячий пурпур. Усталость, нервное напряжение, которых не могли изгладить несколько часов утреннего сна, снова одолевали ее. Она почти задремала, мысленно благодаря полковника за то, что он больше не обращался к ней с разговорами, когда в сумке зазвонил телефон. Встрепенувшись, художница взглянула на экран. Вызов шел от Елизаветы Бойко. «Ровно полдень, — отметила Александра. — Она торопится!» Положив телефон обратно в сумку, художница предоставила ему звонить до тех пор, пока вызов не прекратился.

Полковник откашлялся:

— Вы уж меня извините, я сейчас подумал, что наговорил лишнего. И про Ольгу Игоревну, и про этого ее опекуна. В сущности, мне до них не должно быть дела. Подумаете еще, что я деревенский сплетник и старый ловелас.

— Я, напротив, очень вам благодарна за откровенность! — сердечно заверила его Александра. — И мне стало как-то спокойнее за Ольгу теперь, когда я знаю, что вы живете рядом и посматриваете за аллеей. Ведь она чего-то боится, вы тоже заметили? Это не старый детский страх. Она боится кого-то здесь и сейчас. Я оставлю вам свой номер, и если вы заметите что-то неладное, позвоните мне, хорошо?

— Только уж вы тогда возьмите трубку, — с усмешкой кивнул полковник. — Куда же вас отвезти, вы не сказали?

— Я выйду здесь! — Александра махнула рукой в сторону станции метро, замаячившей впереди на проспекте. — Дальше определюсь. Всего доброго и… Звоните, хорошо?

Они обменялись телефонами, внедорожник полковника исчез в потоке других машин. Художница какое-то время стояла на обочине, сперва расстегнув, затем вовсе сняв куртку. Ее растрепавшиеся волосы ласково шевелил солнечный сквозняк, пролетавший по бесконечному проспекту, вдоль циклопических зданий — смуглых, серых, желтых, украшенных лепниной и балкончиками. В перспективе проспекта, тающей во влажном золотом мерцании, угадывался далекий мост. Дыхание большого города обжигало легкие после деревенского воздуха, казалось пряным, терпким. Александра вдыхала запахи бензина, мокрого асфальта, свежесваренного кофе из киосков «на вынос», облепивших метро. Цветочница выставила у дверей магазинчика ведра, из которых тюльпаны высовывали разноцветные клювы скрученных резинками бутонов. За стеклами витрины виднелись цветы подороже — огромные крепкие розы, словно выкованные из стали, ветви лилий, застывшие в летаргическом сне, еще с закрытыми бутонами, мертвенно восковые орхидеи, обрызганные ржаво-розовой росой. Какое-то время художница стояла перед киоском, забыв обо всех делах, запоминая сочетание форм и оттенков, мысленно похищая и темное скуластое лицо продавщицы, и причудливую дрожащую рябь, которую солнце рисовало на стенах магазинчика, отразившись в ведре с водой. Горький и холодный аромат цветов, в котором сильнее всего звучала нота белых лилий, отдавал аптекой.

В сумке зазвонил телефон, и на этот раз Александра ответила.

— Да, Лиза, — говорила она, направляясь к метро, прижав трубку к уху, свободной рукой отыскивая кошелек в сумке. — Да, видела вызов, но не могла говорить. Пока ничего. Сейчас начну всем звонить.

С трудом свернув разговор — Елизавета Бойко явно рассчитывала на большую откровенность, — Александра спустилась в метро. Теперь у нее была небольшая отсрочка, чтобы собраться с мыслями.

Спокойная пожилая женщина в черном пиджаке мужского покроя с бриллиантовой ласточкой на лацкане листала бумаги не торопясь, с тем равнодушным видом, который присущ юристам и врачам. Потом подняла глаза, положила папку на стол.

— Тут все ясно изложено, — произнесла она, обращаясь не к сидевшим перед ней Александре и Игорю, а к мужчине неопределимого возраста, в блестящем костюме пепельного цвета. Он уютно устроился в углу кабинета, в кресле за журнальным столиком, и казалось, вовсе не интересовался разговором. Это был представитель аукционного дома. Они находились в юридической конторе, которая обслуживала сделки.

— Заказчик, то есть Ольга Игоревна Исхакова, подписал акт сдачи-приемки и тем самым снял с Исполнителя, то есть с вас, ответственность за сохранность вещей.

— Я понимаю, — дернулась на стуле Александра. — Но как раз в то время, когда моя клиентка ставила подпись, пропала ценная вещь. Или эта вещь вообще не вернулась с аукциона.

— Я упаковывал лоты при свидетелях, — бросил Игорь. Он не смотрел на Александру. Его обычно подвижное обезьянье лицо застыло.

— Хорошо, значит, при погрузке, в дороге или в доме… — настаивала Александра. — В этом надо разобраться.

— Разобраться надо, — юрисконсульт пристально взглянула на нее и сняла дорогие очки в тонкой золотой оправе, отчего ее скуластое лицо сразу сделалось простым и плоским. «Она похожа на каменную степную бабу», — отметила про себя художница.

— Но уже не здесь, — продолжала юрисконсульт, вновь надев очки и разом перенесясь из бронзового века в двадцать первый. — Мы только оказываем юридическое сопровождение сделок и консультируем. Я полагаю, заказчица, ваша клиентка, сама понимает, как ей надо действовать, если вещь действительно пропала.

— Она не хочет обращаться в полицию, — призналась Александра. — Она хотела бы решить дело мирно.

— Это прекрасно, — подал голос представитель аукционного дома, листавший журналы с самым скучающим видом. — Но мы не можем вместо полиции искать пропавшие вещи. Свою функцию мы выполнили, заказчик расписался, что претензий нет. Да, кстати, о заказчике. Я должен выслать счет госпоже Исхаковой, по итогам аукциона она осталась нам должна небольшую сумму.

Александра встала.

— То есть как должна? — воскликнула она. — Вы ведь получили комиссионные от проданных лотов?

— Совершенно верно, — кивнул тот, не отрывая взгляда от страницы автомобильного журнала. — Но наш дом от себя со скидкой арендовал конференц-зал на двое суток, оплатил охранное сопровождение. В договоре указано, что заказчик рассчитывается с нами после аукциона. Мы пошли навстречу, мы всегда идем навстречу клиентам.