лета так знакомо

Опять сошла с лица земли!

И все уехали из дома

И радиолу увезли…

На огороде с видом жалким,

Как бы стыдясь за свой наряд,

Воронье пугало на палке

Торчит меж выкопанных гряд.

Порой тревожно — не до шуток! —

В рассветном воздухе седом

Мелькнет косяк последних уток

Над застывающим прудом.

Вот-вот подует зимним, снежным.

Все умирает… Лишь один

Пылает пламенем мятежным —

Наследник розы — георгин!

Повесть о первой любви

Я тоже служил на флоте!

Я тоже памятью полн

О той бесподобной работе —

На гребнях чудовищных волн.

Тобою — ах, море, море! —

Я взвинчен до самых жил,

Но, видно, себе на горе

Так долго тебе служил…

Любимая чуть не убилась, —

Ой, мама родная земля! —

Рыдая, о грудь мою билась,

Как море о грудь корабля.

В печали своей бесконечной,

Как будто вослед кораблю,

Шептала: «Я жду вас… вечно»,

Шептала: «Я вас… люблю».

Люблю вас! Какие звуки!

Но звуки ни то ни се, —

И где-то в конце разлуки

Забыла она про все.

Однажды с какой-то дороги

Отправила пару слов:

«Мой милый! Ведь так у многих

Проходит теперь любовь…»

И все же в холодные ночи

Печальней видений других

Глаза ее, близкие очень,

И море, отнявшее их.

«Я весь в мазуте…»

Я весь в мазуте,

          весь в тавоте,

зато работаю в тралфлоте!

…Печально пела радиола,

звала к любви, в закат, в уют —

на камни пламенного мола

матросы вышли из кают.

Они с родными целовались,

вздувал рубахи мокрый норд.

Суда гудели, надрывались,

матросов требуя на борт…

И вот опять — святое дело,

опять аврал, горяч и груб,

и шкерщик встал у рыботдела,

и встал матрос-головоруб.

Мы всю треску сдадим народу,

мы план сумеем перекрыть,

мы терпим подлую погоду,

мы продолжаем плыть и плыть.

Я, юный сын

         морских факторий,

хочу, чтоб вечно шторм звучал,

чтоб для отважных — вечно море,

а для уставших —

           свой причал.

В океане

Забрызгана крупно

             и рубка, и рында,

Но румб отправления дан, —

И тральщик тралфлота

               треста «Севрыба»

Пошел промышлять в океан.

Подумаешь, рыба!

            Подумаешь, рубка!

Как всякий заправский матрос,

Я хрипло ругался.

           И хлюпал, как шлюпка,

Сердитый простуженный нос.

От имени треста

           треске мелюзговой

Язвил я:

     «Что, сдохла уже?»

На встречные

         злые

           суда без улова

Кричал я:

     «Эй вы, на барже!»

А волны,

     как мускулы,

             взмыленно,

                    пьяно,

Буграми в багровых тонах

Ходили по нервной груди океана,

И нерпы ныряли в волнах.

И долго,

     и хищно,

          стремясь поживиться,

С кричащей, голодной тоской

Летели большие

           клювастые

                  птицы

За судном, пропахшим треской!

В кочегарке

Вьется в топке пламень белый,

Белый-белый, будто снег,

И стоит тяжелотелый

Возле топки человек.

Вместо «Здравствуйте»:

— В сторонку! —

Крикнул: — Новенький, кажись? —

И добавил, как ребенку:

— Тут огонь, не обожгись! —

В топке шлак ломал с размаху

Ломом, красным от жары.

Проступали сквозь рубаху

Потных мускулов бугры.

Бросил лом, платком утерся.

На меня глаза скосил.

— А тельняшка что, для форсу? —

Иронически спросил.

Я смеюсь: — По мне, для носки

Лучше вещи нету, факт!

— Флотский, значит? — Значит, флотский.

— Что ж, неплохо, коли так!

Кочегаром, думать надо,

Ладным будешь, — произнес

И лопату, как награду,

Мне вручил: — Бери, матрос! —

…Пахло угольным угаром,

Лезла пыль в глаза и рот,

А у ног горячим паром

Шлак парил, как пароход.

Как хотелось, чтоб подуло

Ветром палубным сюда…

Но не дуло. Я подумал:

«И не надо! Ерунда!»

И с таким работал жаром,

Будто отдан был приказ

Стать хорошим кочегаром

Мне, ушедшему в запас!

Шторм

Нарастали волны громовые,

Сразу душно стало в рубке тесной:

В сильный шторм попал матрос впервые,

Заболел матрос морской болезнью,

Перенесть труднее, чем горячку,

Этот вид болезни. И встревоженно

Старшина сказал ему: «На качку

Обращать вниманья не положено!»

Про себя ругая шквальный ветер,

Скрыл матрос свое недомоганье

И, собравшись с силами, ответил:

«Есть не обращать вниманья!»

И конечно, выполнил задачу,

Хоть болезнь совсем его измучила.

Верно говорят: «Моряк не плачет!»

Не было еще такого случая.

На перевозе

Паром.

    Паромщик.

           Перевоз.