– Элиза, вы не сделаете мне эспрессо?

Та улыбнулась и знаком разрешила ему действовать самому, сказав:

– Мне еще нужно выписать два счета за ремонт. А пока вы двигали туда-сюда этот «эвок», позвонил клиент, – хочет встретиться с вами. По-моему, он созрел для покупки и готов сделать заказ. Завтра в десять утра – вас устроит?

– Прекрасно!

– Вы положили слишком много сахара в кофе, его невозможно будет пить.

Люк удивленно взглянул на стаканчик, в котором рассеянно мешал сахар пластмассовой ложечкой.

– Я смотрю, вы прямо места себе не находите.

– Да… Мне нужно убедиться, что этот тип больше не сможет нам вредить. И пока он еще на свободе и подстерегает мою жену, я не успокоюсь.

Элиза сочувственно закивала. Она была знакома с Клеманс, стриглась у нее в салоне, и эта история с бывшим мужем казалась ей страшной сказкой.

– Вот увидите, жандармы его обязательно разыщут, – заверила она Люка и углубилась в счета.

Люк выпил приторный кофе, поморщился и вышел в демонстрационный зал. Он знал, что мать поехала за Филиппиной в больницу; к обеду они уже были дома, под бдительной охраной его отца. Клеманс забрала девочек из школы, и в данный момент они играли в подвальном помещении парикмахерской. Люк должен был отвезти их домой после закрытия своего салона. Но как долго еще будет длиться эта тягостная ситуация?

Стук в стекло витрины заставил его поднять голову. Там стоял Виржил, который дружески улыбнулся ему перед тем, как открыть дверь.

– Я привел к тебе свою машину для регулировки: камера заднего вида не выводит изображение на экран бортового компьютера. Твой механик сказал, что это пустячное дело, он этим займется.

– А я и не заметил, как ты подошел.

– Наверное, сильно задумался.

– С Филиппиной все в порядке?

– Да… насколько это возможно.

Виржил обошел зал, разглядывая выставленные машины, и восхищенно присвистнул, увидев «эвок»:

– Шикарно!

Однако, увидев табличку с ценой, висевшую на зеркале заднего вида «ренджровера», со вздохом добавил:

– Но цена сумасшедшая!

– Ты что – решил поменять машину?

– Может быть… весной…

– А «лендровер» оставишь?

– Конечно! Я ведь твой самый верный клиент, разве нет?

Они прошли в глубь зала и расположились у письменного стола Люка.

– Знаешь, у меня проблема, – внезапно сказал Виржил и умолк.

Люк выждал несколько секунд, потом жестом попросил друга продолжать.

– Эта проблема не имеет отношения к тому, что случилось в шале.

– Ага, значит, есть еще какая-то?

– Да. Но на сей раз сугубо личная.

– Говори, я слушаю.

Виржил набрал побольше воздуха в грудь и выпалил:

– Я думаю, что наш роман с Филиппиной пришел к концу. Нам пора расстаться, по крайней мере, мне пора. Мы уже перестали понимать друг друга, нас ничто не объединяет. Мне кажется, она тоскует по Парижу, а в горах ей хватило бы коротких каникул. Как только она закончит свою диссертацию, то сейчас же возьмется за следующую. Ей ничуть не хочется создать настоящую семью – слишком уж независимый у нее характер. И это разъединяет нас все больше и больше. Я даже не осознавал, что мало-помалу охладеваю к ней. И понял это, только когда влюбился в другую женщину. Вот что со мной случилось.

– О господи, – прошептал Люк. – И что ж ты собираешься делать? Нет, скажи сначала, кто она?

– Хлоя.

– Какая Хлоя?

– Та молодая женщина, которая осматривала наше шале. Тебя тогда не было дома.

– Она работает в риелторском агентстве?

– Нет, в тот день она просто замещала своего брата. А до этого служила в армии комиссаром, но ушла, как только истек срок ее контракта.

– И часто ты с ней видишься?

– Да нет, один раз пообедали вместе, вот и все.

– А потом?

– Потом ничего. Она меня отфутболила, зная, что я живу с подругой.

– Так, значит, из-за этого ты решил бросить Филиппину? Да ты рехнулся!

– Пойми, Хлоя просто помогла мне уяснить ситуацию. Я уже и без того созрел для разрыва с Филиппиной, только не осознавал этого. А теперь чувствую себя влюбленным мальчишкой, вспоминаю ее по десять раз на дню, в общем, прямо с ума схожу по ней… и мне это нравится.

– А что, если она еще хуже Филиппины, еще более независима и точно так же терпеть не может детей? Ты же ничего о ней не знаешь! Да и как можно узнать человека после одного-единственного обеда?!

– Ты прав, никак.

– Тогда зачем же ты подвергаешь опасности…

– Подвергаю опасности – что? У нашей пары – Филиппины и меня – больше нет будущего, я же тебе все объяснил.

– Господи, Виржил, да опомнись ты!

И Люк обескураженно покачал головой, не находя нужных аргументов.

– Тебе не кажется, что ты неудачно выбрал момент для расставания? – спросил он наконец.

– Очень неудачно! Теперь мне придется подождать. Филиппина пережила слишком сильное потрясение от встречи с Этьеном.

– Еще бы, конечно, и я ее понимаю!

– Но это всего лишь отсрочит наш разрыв. Я больше не смогу ей лгать.

– И не нужно, ты просто молчи.

– Нет, Филиппина ведь неглупа. Я думаю, что она уже заметила перемены в моем отношении к ней и скоро начнет допытываться о причинах. Мне очень тяжело причинять ей боль. Мы долго были счастливы вместе, но теперь наши пути разошлись. Я не сразу это понял – или не захотел понять.

– Ты с утра до вечера торчишь в своей больнице. Вечера мы проводим вчетвером, а выходные даже вшестером, потому что ты много возишься с девчонками. Так, может, это и мешало вашему уединению с Филиппиной?

– Скорее, наоборот, – мы слишком много общались наедине. И у нее было сколько угодно возможностей объяснить мне, что она не хочет иметь детей. А вот я считаю, что идеальная пара – это такие супруги, как вы с Клеманс. Вы создали настоящую семью, вам хорошо вместе, вы во всем согласны друг с другом. Я мечтаю именно об этом, Люк. Я завидую твоей судьбе.

Виржил говорил предельно искренне, и Люку было больно за него. Он не только не соперничал с другом – он беспредельно восхищался им. Их отношения никогда не омрачались завистью или другими нечистыми помыслами. Тот факт, что Виржил владел более почетной профессией, что он больше зарабатывал, что принадлежал к высоким слоям общества, никак не влиял на преданность и доверие Люка. И слова друга о том, что он завидует его судьбе, вызвали у него улыбку.