Перед входом в колледж располагалась большая площадка, не отмеченная знаком стоянки для транспорта. Я даже подумал, что она является частью тротуара, поскольку по краям ее красовались тяжеленные бульварные, как их называют, скамейки. Но бросать машину на узкой дороге с интенсивным движением было опасно.

Поэтому я рискнул, переехал через тротуар и поставил «Джимни» на площадке перед крыльцом. Там, кстати, уже громоздился, поблескивая лаком, «Мерседес» S-класса. Рядом с этим монстром мой автомобильчик выглядел игривым ребенком.

Традиционная дежурная старушка за тяжелой двустворчатой дверью встала из-за стола, держа в руках вязанье. Пальцем с опухшими от артрита суставами она показала мне, как пройти в спортивный зал.

Мои шаги в длинном коридоре оказались излишне гулкими. Я умел ходить неслышно даже в таких местах, но сейчас умышленно топал ногами, чтобы меня слышали заранее. Если Илья Константинович имеет какое-то отношение к совершению преступлений, которые расследуем мы с капитаном Саней, то он должен ждать меня и постарается встретить. Так мне казалось. Хотя это вовсе и не было каким-то обязательным условием.

Я шел в сторону спортивного зала и ждал, что кто-то сейчас выйдет из-за угла, за который мне предстояло повернуть. Но никто не вышел.

Илья Константинович стоял сразу за дверью и разговаривал о чем-то с молодым мужчиной в кимоно, который посмотрел на меня с откровенным удивлением.

Тропинин краем глаза заметил мое появление, повернулся и сказал:

– Не думал, что вы зайдете. Посчитал, что ваши слова были сказаны просто для поддержания разговора. Но я рад, что вы здесь. Хотя не думаю, что мы сможем вас чему-то научить. Скорее вы нас. Ко мне приходил потренироваться бывший солдат вашего рода войск. Ему наши занятия показались простой тратой времени. Он был подготовлен гораздо лучше, чем мы.

– Да, мы неплохо обучаем солдат.

– Может, и нам что-то подскажете. Переодевайтесь. Кстати, познакомьтесь. Это наш тюнин Вадим Александрович Пирогов. По-русски говоря, второй тренер. Он…

– Я знаю, кто такой тюнин, – остановил я объяснения и прошел за порог.

Вадиму Александровичу пришлось посторониться. Он был выше меня почти на голову, даже в свободном кимоно выглядел гибким и сильным, тонким, но широкоплечим. Когда он шевельнулся, пропуская меня, я почувствовал кошку, готовую к атаке. Брем, знаменитый исследователь, систематизатор животного и птичьего мира, не зря говорил, что именно она является самым совершенным представителем млекопитающих.

Я почему-то думал, что школу нинцзюцу Ильи Константиновича посещают только дети и подростки. Но в раздевалке увидел шестерых вполне зрелых мужчин разного телосложения, но с одинаковым слабохарактерным взглядом. Все они никак не производили впечатления людей тренированных. Трое были откровенными толстячками, остальные – просто костлявыми сутулыми очкариками. Стекла они ради тренировки сняли, но характерные потертости на носу никуда не делись.

Я понимал, что все они пришли к Тропинину для того, чтобы приобрести в первую очередь характер. Кто-то их побил, обидел, унизил. Вот взрослые мужчины и решили изменить себя, обрести способность к защите и самоутверждению. Я не знал, насколько правильно они выбрали двери спортзала, но в целом одобрял их стремление.

Дзёнин отметил мою подготовку еще до начала занятий, но я все же проявил скромность, встал в строй и участвовал в общей разминке. Это была малая часть моей привычной утренней зарядки, без силовой составляющей. Проводил разминку тюнин Пирогов. Илья Константинович стоял, прислонившись к стене плечом, скрестив руки на груди, и наблюдал. При этом он думал о чем-то своем и не вмешивался в процесс.

Потом мы разбились на пары. Началась отработка ударов и защитных блоков. Мне в напарники попался один из сутулых очкариков, мужчина достаточно резкий, но совершенно не понимающий, что такое удар, как должно взаимодействовать с рукой все тело, чтобы она не вихлялась, а жестко втыкалась в цель.

Правильному нанесению ударов здесь, похоже, учили только детей. Я заметил, как Пирогов показывал одному из мальчишек, в чем заключается его ошибка. Слов я не слышал, но из того, что увидел, мне показалось, что действовал он правильно.

Однако мой напарник не желал предоставить мне возможность для длительного внимательного наблюдения. Он бестолково рассекал воздух кулаками, стянутыми боксерскими бинтами. Мне показалось, что этот дядя очень боится достать меня кулаком.

– Не стесняйтесь, бейте по-настоящему. Вы в меня все равно не попадете.

– А если попаду? Это все же тренировка…

– Если попадете, виноват буду только я. И вообще, чтобы жестко попасть, удар наносить следует не так.

Я показал, как выбрасывается рука, как при этом тянется плечо, а нога помогает телу совершить правильное движение.

– Дома, в свободное время, перед зеркалом отработайте. А пока бейте, как уж умеете.

Он старался. Я легкими движениями предплечий отводил все его удары в стороны, одно-временно отклоняя корпус.

Тюнин Пирогов прошел вдоль строя мальчиков, остановился рядом с нами, наблюдал больше минуты, потом сказал мне:

– Вы неправильно ставите блок. Надо, чтобы ваша рука била по руке противника и своими защитными действиями выводила ее из строя. Это обеспечит в последующем возможность вашей успешной атаки.

– Я вообще не ставлю блок. Защищаюсь отбивами, переводя тело в положение для атаки, и всегда имею возможность нанести встречный удар.

– Я подумал об этом, глядя на ваши движения. Но это совсем другая школа, и мне лично она кажется малоэффективной. Если у противника руки останутся здоровыми и неповрежденными, то в ответ на вашу атаку он сможет повредить вам руки.

– Я вообще не вижу необходимости повреждать противнику руки. Моя цель в данном случае – его голова. Этот способ защиты дает мне такую возможность.

Тропинин подошел ближе. Он сначала тоже что-то подсказывал мальчикам, потом и до нас добрался.

– Да, у вас совершенно иная школа подготовки, – сказал дзёнин. – Но мне все же кажется, что в данном случае Вадим Александрович прав. Противник с поврежденной рукой – это уже только половина опасности. А в голову после защиты нужно еще попасть, не говоря о том, что повредить ее куда сложнее, чем руку.

Мне, честно говоря, слегка смешно было слышать такое. Хотя я и отдавал себе отчет в том, что это из области спорта, а отнюдь не из реального рукопашного боя. Еще я понял, что оба они в свое время занимались карате киокусинкай, где не практикуются удары в голову.

С выходцами из этой школы я уже многократно встречался при приеме молодых солдат. Мне приходилось основательно переучивать их, что гораздо труднее, чем просто натаскать новичка с нуля.

– Школа рукопашного боя спецназа ГРУ давно апробирована и оценена, – категорично возразил я. – Не вижу необходимости пере-учиваться, осваивать не столь эффективную систему.