Старость оказалась непростым испытанием, о которой в молодости он даже представления не имел. Голова еще соображала, мыслительные процессы не прерывались, деменция обходила стороной, но Левченко прекрасно понимал, что рано или поздно она его все-таки настигнет. Не хотелось, совсем не хотелось превратиться в овощ, в слюнявого беспомощного безумца в инвалидном кресле. А значит — нужно было продолжать преподавать в университете, каким бы бессмысленным ни выглядело теперь для него это занятие.

Каждое утро Андрей Ильич просыпался с одной и той же тоскливой мыслью — как заставить себя встать с кровати, умыться, почистить зубы, поджарить яичницу на газовой плите, съесть ее, запивая теплым чаем, после чего уныло побрести на работу, которая потеряла для него всю былую привлекательность. Левченко в юности прочитал «Скучную историю» Чехова и тогда уверил себя, что с ним ничего похожего не произойдет в любом возрасте. Но нет, произошло… Особенно долго и тоскливо тянулось время вечерами. Начинал читать, но быстро терял интерес и ставил книгу на полку. Тогда включал телевизор, слушал новости и смотрел от нечего делать перепалки знаменитостей. Кто-то с кем-то разводился, женился, судился. Появлялись якобы незаконные дети известных в прошлом певцов, юмористов и актеров, назначались проверки ДНК, шли споры и тяжбы о наследствах, появлялись ранее не обнародованные завещания, подлинные или мнимые. Левченко только пожимал плечами и через полчаса телевизор выключал. Старый профессор ложился спать, долго ворочался в постели, считал мысленно верблюдов и овец. Хотелось простого человеческого общения.

Поэтому Андрей Ильич очень был рад встретить как-то на премьере в областном драмтеатре старого знакомого Аркадия Лонского. Они даже обнялись, Аркадий Евгеньевич попросил у профессора номер телефона и вскоре позвонил, предложив встретиться и переговорить о возможном сотрудничестве. Для посещения ресторана Андрей Ильич надел все самое лучшее из своего скудного гардероба. Лонской сразу же заявил, что как инициатор он берет оплату «банкета» полностью на себя, Левченко для вида стал отказываться, но недолго. Дорогой французский коньяк, красная икра с желтыми кусочками масла на белом блюдце, жульен, стейк из осетрины привели его в отличное настроение. Лонской рассказал о своем антикварном бизнесе, предложил периодически выступать в роли консультанта по античным предметам. Андрей Ильич, конечно же, согласился. Салон он посещал не слишком часто, но небольшие заработки в конверте явились хорошим дополнением к зарплате.

За несколько дней до убийства Свиридова Лонской пригласил Левченко на чашечку кофе в перерыве между лекциями и стал расспрашивать о заведующем кафедрой, интересовался — «правда ли, что у того в загородном коттедже имеются полотна известных мастеров?». Андрей Ильич честно признался, что дачу Свиридова никогда не посещал. Между делом сообщил о том, что профессору неожиданно достался дневник офицера русской армии с описанием загадочного киммерийского кургана, о чем Свиридов сообщил с победным видом ему и Звонареву. Лонской спросил, что может скрываться под таким холмом, Левченко ответил, что редкие и потому особо ценимые в научном мире артефакты предшественников скифов. На этом разговор завершился, и Андрей Ильич о нем быстро забыл. Но теперь полицейский стал расспрашивать Звонарева о раскопках покойного, могла всплыть история с дневником.

Побывав некогда под следствием и проведя часть жизни в колонии по делу политическому, будучи затем полностью реабилитированным и вернувшись к прежней деятельности, Левченко очень боялся снова оказаться на скамье подсудимых, уже как уголовный преступник. Ведь он мог невольно спровоцировать нападение неизвестных грабителей на коттедж Свиридова, закончившееся убийством заведующего кафедрой. Но в глубине души Андрей Ильич считал, что погибший сам накликал беду на свою голову.

Не будучи человеком суеверным и не веря в мистику, Левченко тем не менее воспринял смерть профессора Свиридова и исчезновение при загадочных обстоятельствах аспирантки Оксаны Лопатиной как лишнее подтверждение того спорного факта, что иные могилы, склепы и саркофаги лучше не вскрывать, иначе на осквернителей праха падет проклятие знатных мертвецов, как это было с участниками экспедиции Говарда Картера в Египте. Тогда, после раскопок гробницы Тутанхамона, в ней нашли в полной сохранности и мумию юного фараона, и тысячи предметов искусства, включая посмертную маску из золота с драгоценными камнями. Это стало мировой сенсацией, принесло археологам и спонсору проекта лорду Джорджу Карнарвону заслуженную славу. А потом за несколько лет умерли и лорд, и еще двенадцать человек из тех, кто побывал в подземной погребальной камере. И пусть одни журналисты писали о роковой надписи на гробе правителя Древнего Египта, сулящей кары потревожившим его вечный сон, а другие утверждали, что все смерти носили естественный характер и многие участники экспедиции скончались спустя десятилетия в весьма преклонном возрасте.

Все равно мистический ореол опасности окружал всех, кто раскапывал курганы, проникал в пирамиды, спускался в древние пещерные города, — Левченко в этом не сомневался. Сам он давно в подобных действиях не участвовал, да и преемник профессора Свиридова предпочитал летом отдыхать с женой на море, а не изнывать в безводной степи под жгучими лучами пылающего солнца. Не хватало еще получить солнечный удар, заразиться дизентерией или чем похуже, нарваться на укус змеи или скорпиона.

Нет уж, пусть за романтикой в степи и пустыни едут археологи из академического НИИ, студенческая молодежь и любители экстремального туризма. А его нынешний modus operandi — это чтение лекций и проведение семинаров…

Левченко вынул из холодильника открытую консервную банку с горбушей, достал из кухонного шкафчика хлебницу с нарезанным белым батоном и початую бутылку водки, взял со стола граненый стакан. Наполнил его доверху, выпил залпом, потом закусил бутербродом с рыбой. По телу разошлось приятное тепло, дурные мысли куда-то исчезли. Мало ли что он кому рассказывал, Свиридов не просил молчать о дневнике. Но контакты с антикваром лучше ограничить и не болтать при нем лишнего. А может быть — вообще прервать. Мутным человеком казался теперь профессору Аркадий Евгеньевич Лонской, а Левченко намеревался закончить свои дни с незапятнанной репутацией.

Несмотря на то что после трудного разговора с мужем Анна Звонарева решила расстаться с Георгием Горецким, телефонное приглашение менеджера антикварного салона в очередной раз встретиться днем в его квартире она неожиданно для себя приняла. Анна после некоторых раздумий захотела проверить, не наговорил ли ее ревнивый супруг на своего удачливого соперника, возможно, никаких текущих проблем с полицией у Гоши не существует. Ведь доказательств своих обвинений Николай Семенович не привел, а его словам с некоторых пор не всегда можно было верить. Звонарев вообще растерял былой авторитет в глазах супруги, все более его презиравшей…

Когда они с Гошей уже пили ароматный кофе, Анна вдруг спросила с лукавой улыбкой:

— А почему ты мне никогда не рассказывал о своей судимости, дорогой?

Горецкий опешил:

— Откуда ты о ней узнала?