Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С тех пор Варвара жила одна, питаясь с собственного обильного огорода и продавая излишки соседям. По хутору ходили слухи, что она еще и ворожит, но, возможно, это просто наговор из зависти. Варвара не хотела брать денег за проживание, но я настоял, после чего красавица-вдова начала готовить мне завтрак и ужин.
Не скрою, она привлекла мое внимание. Наверное, потому, что совсем была не похожа на Лелю. Взгляд синих холодных глаз зачаровывал, будил чувственные желания, заставлял думать о прекрасной вдове. Но ведь она совсем не пара мне — ни по социальному происхождению, ни по образованию. Однако красота и тайна, а в Варваре есть, бесспорно, много мистического, околдовывали напрочь. Чем-то закончится мое пребывание в ее уютном домике?
………………………………………………………………
День пятый
— Эврика!
Я могу сегодня воскликнуть это слово вслед за великим Архимедом, потому что нашел древнее захоронение. И оно, судя по всему, принадлежит знатному кочевнику, вождю, причем не половецкому, сарматскому или скифскому, а киммерийскому. Но по порядку — утром студенты уехали в город, потому что купались ночью в пруду и простыли. К этому времени мы общими усилиями вырыли достаточно глубокую яму под тем участком холма, где метрах в двух от поверхности обнаружили череп коня. И вот с утра я продолжил копать один, под наблюдением профессора. Когда лезвие лопаты уперлось во что-то твердое, он попросил меня быть очень внимательным и осторожным. Наконец появился из-под земли деревянный сруб, а потом бренные останки человека, жившего более двух тысячелетий назад! Кто же он был? Киммериец!
Профессор Салтыков приводил мне ряд оснований для этого, я ему верил, я не сомневался в его смелой гипотезе. О киммерийцах известно пока что очень немногое, таких раскопанных курганов времен начала железного века совсем мало, поэтому Салтыков был несказанно рад, даже счастлив. В глубокой срубной гробнице находился скелет, лежащий на правом боку, с мечом в правой руке и доспехах с золотыми пластинами, на черепе была закреплена золотая диадема с огромным красным камнем, видимо, рубином. Профессор долго не мог прийти в себя, а потом стал говорить, что нам необходимо временно прекратить раскопки, засыпать яму со всем содержимым и занести ее месторасположение на холме на рисунок, что он и поручил мне сделать.
Причина проста и понятна — такое уникальное и важное для науки захоронение необходимо в дальнейшем изучать только большой археологической экспедиции, чтобы ничего не упустить и ничему не повредить. Салтыков уверен, подобно Шурке Нестерову, что скоро все образуется и Императорское Русское археологическое общество продолжит свою работу просто под другим названием. Что же, дай-то Бог!
P. S. Я сделал все, как он сказал: изображение Черного кургана с указанием места и координат раскопа в метрах, считая от менгира на вершине нарисовал на последней странице этой тетради, надеюсь, такая схема пригодится в будущем. К вечеру мы вернулись в хутор. Варя, узнав о моем завтрашнем отъезде, была как никогда мила и даже разговорчива, а еще — обворожительна и обольстительна. Трудно в этом сознаться, но последнюю ночь мы провели в ее постели. Я забыл в те минуты о Леле Нестеровой, о моих светлых чувствах к ней, прекрасная вдова все-таки околдовала и приворожила меня свой влекущей женственностью. Наутро мне было горько и тоскливо, а Варя лишь ласково смотрела на меня и молча улыбалась.
Потом она вдруг сказала:
— Жаль мне тебя, Алеша, и старика твоего мне жаль, погибнет он скоро.
Я рассмеялся:
— Это из-за раскопок?
— Конечно, — уверенно ответила она. — Я ведь говорила, дух зла покоился в кургане много лет, а теперь вы его освободили, себе на горе.
— А когда и где предстоит мне умереть? — спросил я шутливо.
Но она шутку не приняла, взяла мою ладонь левой руки, несколько минут разглядывала ее, а потом тихо сказала:
— Весной, в погожий день, на зеленом холме.
Удивительно, но весь мой скептицизм вдруг растаял. Кто знает, что правда и что ложь, во что верить и в чем сомневаться. Но я фаталист, как один из персонажей «Героя нашего времени». Чему быть, того не миновать.
Мы быстро попрощались, и я буквально выбежал из ее домика, стараясь поскорее забыть о том, что в нем произошло. Но, как говорят в народе, из песни слов не выкинешь…
Сошников очнулся в одноместной больничной палате. Он лежал в постели, одетый в синюю пижаму, исхудавший и небритый. Очень болела голова — как тогда, в горах, когда ее по касательной задела пуля и контуженного капитана дотащил до «вертушки» сержант-контрактник. Несколько минут Сошников находился в полном одиночестве, потом в палату заглянула и затем быстро вошла молодая медсестра в белом халате.
— Вам стало лучше? — спросила она участливо.
— Значительно, — слегка улыбнулся Сергей Леонидович, — уверенно иду на поправку. Сколько времени я здесь нахожусь?
— Скоро будут сутки. Вы помните, что с вами случилось?
— Не очень отчетливо. Я подъехал к своему дому, припарковался и пошел к подъезду, потом — удар, шок, потеря сознания.
— Вас обнаружил прохожий и сразу вызвал полицию. Отдыхайте, вам не следует сейчас волноваться, думайте о чем-то приятном. Вы находитесь в госпитале МВД, здесь вам ничего не угрожает.
Сошников только кивнул в ответ. А через час в палате появился взволнованный Олег Парфенов.
— Как вы, Сергей Леонидович? — первым делом поинтересовался он.
— Жить буду.
— На вас совершено разбойное нападение, мы пока не знаем наверняка, с какой целью. Ребята из ППС не нашли во внутреннем кармане вашего пиджака бумажника, а он ведь находился там, верно?
— Конечно, — подтвердил Сошников, — в бумажнике было тысяч семь, я точно не помню.
— Еще с вас сняли часы. А вот мобильный телефон и паспорт оставили, а в нем — удостоверение частного детектива и банковская карта. Вы запомнили внешность преступника?
— Мужчина лет пятидесяти пяти, крупного телосложения, без особых примет. Никогда не видел его раньше. Так вы предполагаете, что это было банальное ограбление?
Парфенов развел руками:
— Возможно, хотя район ваш считается спокойным. Но нельзя исключить, что за вами следили те, кто похитил Лопатину. Вы могли узнать вчера что-то очень важное, Сергей Леонидович. Помните, с кем встречались, о чем говорили?
— Встретился с новым заведующим кафедрой истории Древнего мира, получил краткую консультацию по раскопкам курганов, проводимых под руководством Свиридова. Потом в его кабинет зашел некий профессор, фамилию я не запомнил, такой высокий, бородатый, громогласный, и посоветовал пообщаться на эту тему с сотрудницей областного музея Карасевой. Там я действительно услышал нечто интересное. В музей принесли вместе с дореволюционными журналами и газетами дневник какого-то белогвардейского поручика, который участвовал в археологических раскопках киммерийского захоронения под Южноградом сто лет назад. Дневник передали Свиридову незадолго до его убийства.