Остров в Шату стал местом действия одного из величайших шедевров Ренуара, «Завтрак гребцов», 1881. Эта работа начата через год после встречи с Алиной, и она позировала для главной женской фигуры. Она находится в левом нижнем углу, на ней соломенная шляпка, украшенная лентой и цветами. Алина нежно придерживает маленького терьера, сидящего на столе. Возможно, это та же собачка, которую Ренуар в 1880 году изобразил рядом с Алиной на траве[364]. Не исключено, что это тот самый песик Алины, о котором Ренуар впоследствии упомянет в письме: «Мои наилучшие пожелания Кики, или Квикви»[365].

На этом полотне Ренуар изобразил, вольно трактовав натуру, четырнадцать своих друзей, которые сидят или стоят у двух столов, закончив завтрак на террасе ресторана в «Мэзон Фурнэз». За террасой, в верхнем левом углу, видны яхты на Сене и часть железнодорожного моста. За спиной Алины стоит сын владельца ресторана, Альфонс Фурнэз-младший, который заведовал лодочным прокатом. В центре изображен, сидя спиной к зрителю, барон Рауль Барбье, офицер-кавалерист, бывший мэр Сайгона во Вьетнаме, вернувшийся во Францию в 1876 году. Барбье беседует с Альфонсиной Фурнэз, дочерью владельца ресторана, – она стоит, облокотившись на перила. Сидящая женщина с бокалом в руке – это Эллен Андре, актриса, которая также позировала Мане и Дега. Рядом с ней, в профиль к зрителю, неизвестный мужчина. За ним стоит спиной, в черном цилиндре, состоятельный банкир, издатель и художественный критик Шарль Эфрусси. Лицом к нему изображен его секретарь, поэт и критик Жюль Лафорг. В верхнем правом углу – трое близких друзей Ренуара, которые часто для него позировали: слева, в черном котелке, – Эжен-Пьер Лестринг, чиновник. Рядом с ним – Поль Лот, морской офицер и журналист, он обнимает знаменитую актрису Жанну Самари. Она заткнула уши, чтобы не слышать непристойную шутку мужчин. Справа сидит, глядя на Алину и куря сигарету, близкий друг Ренуара Кайботт, большой любитель ходить на веслах и под парусом[366]. Рядом с ним – актриса Анжела и итальянский журналист месье Маджиоло. Группа друзей Ренуара, облаченных в модные наряды того времени, представляла его обычный мотив: радость жизни, наслаждение едой, вином и общением. Присутствует и романтическая нота: Кайботт смотрит на Алину, Барбье явно заинтересован Альфонсиной Фурнэз, двое мужчин флиртуют с Самари.

Не существует единого мнения о том, когда Ренуар начал работу над этим шедевром. Однако из трех его писем видно, что приступил к созданию «Завтрака» он в сентябре 1879-го, через год, в августе и сентябре 1880-го, все еще работал над ним, а закончил пять месяцев спустя, в феврале 1881 года, – тогда картину приобрел торговец. Всего на ее создание ушел год и четыре месяца. Из письма Ренуара к Берару в сентябре 1879 года понятно, что он только приступил к работе: «Надеюсь повидаться с тобой в Париже 1 октября, а сейчас я в Шату… Работаю над картиной с гребцами – давно уже мечтал к ней приступить. Я старею и не хочу больше отказывать себе в этом празднике… Впрочем, она уже дорого мне обходится. Не знаю, закончу ли, однако поделился своими сомнениями с Дедоном, и он согласился, что, даже если картина окажется слишком накладной и мне не удастся ее дописать, она все равно станет шагом вперед: время от времени надо ставить перед собой задачи, которые кажутся слишком сложными»[367]. Называя картину «накладной», Ренуар имеет в виду, что вместо большого полотна, 130 на 173 сантиметра, он мог бы писать портреты и зарабатывать. Поскольку позировали для картины друзья, вряд ли им пришлось платить. Тем не менее понадобилось купить полотно и краски, а также оплатить проживание в «Мэзон Фурнэз».

Второе связанное с этой картиной письмо, которое Ренуар в августе 1880 года написал Алине, подтверждает, что он продолжает работу и надеется закончить ее к концу года: «Милый друг, скажи мадам Альфонсине, что я собираюсь приехать в Шату примерно 8 сентября, если погода не испортится. Я хочу закончить завтрак гребцов, который лежит у барона»[368]. Барбье позволил хранить полотно в своем доме в Шату.

В третьем письме, от середины сентября 1880 года, Ренуар пишет Берару, что ему очень хочется поскорее закончить картину, и сетует, что внезапно получил заказ на портрет: «Дорогой друг, я все еще не закончил эту картину, потому что какая-то шлюшка из высшего общества посмела заявиться в Шату и потребовать, чтобы я ее изобразил. Это оторвало пятнадцать дней от основной работы… Я злюсь все сильнее… Проваландаюсь здесь еще неделю, потому что все уже сделал, а потом вернусь к портретам». Он продолжает: «Напишу тебе на следующей неделе. Надеюсь, что наконец-то закончил… Ах! Даю слово: это последнее большое полотно». Подтверждением того, что письмо к Берару написано в начале сентября 1880 года, служат последние строки: «Андре вернулся в школу?»[369] Старшему сыну Берара Андре было тогда 11 лет, он учился в частной школе и должен был в начале сентября уехать из Варжемона[370].

Работа над «Завтраком» заняла целый год и четыре месяца из-за одного непредвиденного события. После четырех месяцев работы, в январе 1880 года, Ренуар упал с велосипеда и сломал правую руку; пришлось писать левой. Он отнесся к несчастному случаю с юмором и смирением. Своему патрону Дюре он пишет: «Мне нравится работать левой рукой: это забавно, а получается даже лучше, чем правой. Не дает мне стоять на месте». Он продолжает: «Не стану благодарить Вас за то, что Вы так сильно волновались в связи с моим падением, но очень этим польщен, очень ценю сочувствие, которое мне все выражают… Примерно через неделю я окончательно поправлюсь. За быстрое излечение я должен благодарить доктора Терье – он просто неподражаем»[371]. Судя по всему, Ренуар научился одинаково пользоваться обеими руками; почти двадцать лет спустя Писсарро писал сыну: «Помнишь, когда Ренуар сломал правую руку, он писал изумительные картины левой?»[372] Несмотря на перелом, в этом году Ренуар поставил подпись «Ренуар. 80» на тринадцати работах, в их числе – «На концерте», «Девушка с кошкой», «Первый шаг» и «Девушка в шляпе», плюс на десяти заказных портретах[373]. Сломанная рука художнику не мешала; он с решимостью преодолел препятствие и двинулся дальше.