– Возможно, мистер Скотт, вы слышали о непростой судьбе культурных ценностей в Европе в тридцатые годы, – перебил ее Рид. – Многие из них исчезли. Нацисты срывали их со стен музеев, мародерствовали в частных домах…

– Эта картина не была украдена, – сказал Лори.

– Вы так уверены?

– Да. Моя мать не могла ничего украсть.

– Я и не предполагаю, что она украла. Однако она могла запросто приобрести краденую вещь. Роблес – испанец, работал, насколько нам известно, исключительно в Испании, хотя его картины продавались в Париже. У вашей матери были какие-то связи с Испанией?

– Я об этом не знаю.

– Тогда вот вам одна гипотеза. Произведения искусства довольно свободно путешествовали по Европе в те дни. Гарольд Шлосс был известным венским галеристом, специализировавшимся на искусстве начала двадцатого века. Если он продал «Женщин в пшеничном поле», то вполне мог продать и другие работы Роблеса. Шлосс владел галереей в Париже, и вполне возможно, что ваша картина оказалась там в то же самое время.

– Она попала из Испании в Париж?

– Не исключаю такой возможности. К тому моменту Роблес уже вернулся в Малагу, так что Гарольд Шлосс мог навестить его и там. Арт-дилеры путешествуют повсюду, выискивая новые таланты.

– Но все это лишь предположения, мистер Скотт, – пробормотала Квик, – лишь догадки…

– Многие из парижских галеристов были евреями, – продолжал Рид. – Я не знаю, какова судьба Шлосса, это нам еще предстоит узнать, но в сорок втором, когда оккупация длилась уже год, нацисты закрыли многие галереи, а владельцев интернировали, прежде чем отправить их дальше… ну, вы понимаете, в лагеря. Множество картин так и не было найдено. Другие были спрятаны и впоследствии обнаруживались в самых неожиданных местах. Например, в лавках старьевщиков. В чемоданах. В старых железнодорожных туннелях. На блошиных рынках.

Воцарилась тишина. Я стояла за дверью затаив дыхание.

– Господи, – сказал Лори.

– После войны те нацисты, которых удалось поймать, заявляли, что многое сожгли. Конечно, это чушь собачья. Слишком уж много они наворовали, чтобы все это уничтожить. И они отлично знали, что делают. Нацисты понимали: они похищают произведения немалой цены, несмотря на все заявления о том, что этим вещам нет места в новой эстетике рейха.

– А как вы думаете, какая судьба постигла Гарольда Шлосса? – спросил Лори.

Казалось, этот вопрос подействовал Риду на нервы.

– Я уже сказал, что постараюсь это выяснить.

– Картина не была украдена, – повторил Лори.

– Этого нельзя знать наверняка – по крайней мере, сейчас. В первой половине века на рынке произведений искусств творился настоящий хаос, и мы до сих пор собираем обломки. Искусство всегда использовалось не только для получения удовольствия, но и для других целей – будь то рычаги политического влияния или буханка хлеба.

– Хорошо. – Лори провел пальцами по волосам.

– Я нахожусь в контакте с представителем фонда Гуггенхаймов, он оказывает мне большую помощь в получении информации об Исааке Роблесе – если она вообще есть в природе, – которая могла бы пролить свет на вашу картину.

Лори медленно выдохнул.

– Наверное, я должен вас поблагодарить, – сказал он.

Лори направился к мольберту, чтобы взять с него картину, но тут Рид выставил руку вперед.

– Не находите ли вы, мистер Скотт, что, учитывая все обстоятельства, картина была бы в большей безопасности, оставаясь здесь? У нас есть ночная охрана и система сигнализации. Боюсь, что в Суррее…

– Криминальной столице мира?

Тут вмешалась Квик:

– Кончина вашей матери… о ней объявили в газетах?

– Да.

Я очень удивилась – что это за люди такие, о чьей смерти объявляют в газетах?

– Такого рода информация как раз и может привлечь грабителей, – заметил Рид. – Они ведь думают, что у людей, о чьей кончине объявляют в прессе, можно что-то отжать.

Признаться, меня удивило, что Рид использовал слово «отжать», которое, на мой взгляд, больше пристало какой-нибудь Памеле.

– Понимаю, мистер Скотт, что это может вам показаться блажью, но все-таки – позвольте нам присмотреть за картиной для вашего же блага. Так будет безопаснее.

Рид оказался тем еще ловкачом – одновременно вежливый, напористый, авторитетный, успокаивающий.

– Ладно, – сказал Лори. – Пусть немного побудет у вас.

– Благодарю вас – искренне. Я выйду с вами на связь, как только у меня появятся новости. Все это очень интересно, мистер Скотт. Могу только поблагодарить вас за то, что вы обратились в Скелтон за помощью в вашем расследовании…

– Могу я оставить себе фото? – спросил Лори, взяв в руки потертый квадратик.

– Оставить? – переспросил Рид, словно не понимая.

– До нашей следующей встречи. Просто чтобы получше рассмотреть.

– Марджори распорядится, чтобы Радж или Бастьен сделали для вас ксерокопию.

Я вздрогнула при упоминании своего имени, ужаснувшись, что Рид может меня здесь обнаружить, но и оттащить себя от двери не могла.

– Я уверен, что эта фотография – оригинал, мистер Скотт, – сказал Рид, – и я не могу ее вам отдать насовсем. Марджори, с тобой все в порядке?

– Что? – спросила Квик, даже слегка подскочив.

– Я спросил, не могла бы ты распорядиться, чтобы кто-то из девушек сделал ксерокопию этой фотографии для мистера Скотта.

Квик взяла себя в руки и приняла фотографию у Лори. Она держала ее кончиками пальцев, даже стараясь не смотреть на нее. Я отпрянула от замочной скважины и стала пробираться по коридору так быстро, как только могла.

Но, видимо, я не развила достаточной скорости.

– Оделль? – тихим и низким голосом сказала Квик.

Я остановилась и обернулась, с облегчением заметив, что она закрыла за собой дверь.

– Подойдите сюда, – попросила она.

Пристыженная, я подошла к ней.

– Вы подслушивали, – сказала Квик.

Заметив лукавую искорку у нее в глазах, я решила, что врать не имеет смысла. В конце концов, я была поймана с поличным – ползла, как партизан, по совершенно пустому коридору.

– Извините меня, – пролепетала я. – Пожалуйста, не надо…

– Вообще-то мы не должны заглядывать в замочные скважины.

– Я знаю…

Квик стояла неподвижно, опустив глаза на фотографию.

– Как вы считаете, у него есть талант? – спросила она.

– Думаю, да. А как вы считаете, на снимке и вправду Исаак Роблес?

Она сунула фотографию мне в руку.