Да и про ядерную войну звучало, честно говоря, очень убедительно.

Так что если оставить за скобками все, чего я не понял, во что не поверил и в чем сомневался, то выбор оставался очень простой: принимать или нет эту нулевую гипотезу как рабочую, а если еще проще – влезть в непростую историю или остаться в стороне. Так получилось, что за всю свою жизнь до этого момента я ни разу не предпочел второго – хотя часто и жалел об этом впоследствии. Совсем недавно – сейчас казалось, что уже месяц назад, не меньше – я совершенно честно ответил Кардиналу, когда тот спрашивал меня, зачем я дважды подавал заявление в Академию КГБ: «Хотел заниматься настоящим делом», а он, как оказалось, тоже совершенно честно пообещал мне приключение, которое выпадает раз в жизни, и то не всем. И вот сейчас, когда самое что ни на есть настоящее дело в компании с приключением стучалось ко мне в двери, немыслимо было просто запереть их и жить дальше как ни в чем не бывало. Ты же сыщик, Адамов.

– Понимаешь сама, о чем просишь? – спросил я.

– Да, – серьезно ответила Яна. – Я прошу тебя скрыться от собственных коллег и сил государственной безопасности страны вместе с предполагаемыми изменником Родины и шпионкой, чтобы спасти мир от ядерной катастрофы без всяких шансов на признание и благодарность.

Отказаться было немыслимо.

* * *

Я заглянул к родителям. Мама сидела на диване, сложив на коленях руки, и на лице ее было сочувственное и немного рассеянное выражение, какое бывает, когда человек делает вид, что слушает другого, но думает о своем. Савва пристроился рядом и тихим, монотонным голосом рассказывал:

– Ну вот, а потом мы переехали в Ленинград…

Мама кивала, глядя куда-то в сторону.

Отец расположился на стуле перед телевизором, на черно-белом экране которого импозантный чёрт безуспешно пытался решить теорему Ферма, чтобы завладеть душой гениального математика. Когда я вошел, все разом повернулись ко мне.

– Папа, пойдем, перекурим? – предложил я.

Отец поднялся, одернул рубашку, переглянулся с мамой и вышел вместе со мной.

На лестничной площадке между этажами было прохладно и пусто. Из-под приоткрытой крышки алюминиевого бака для пищевых отходов лениво ползла тягучая кислая вонь. Папа обстоятельно размял папиросу, дунул в картонную гильзу, сложил ее гармошкой и неспеша закурил. Некоторое время мы оба молчали, сосредоточенно затягиваясь и выпуская дым в приоткрытую форточку. На лице у отца было то выражение, которое рано или поздно появляется на лицах всех отцов, особенно тех, у которых есть сыновья: твой ребенок влип в крепкие неприятности, ты готов ему помочь, только не знаешь как, но решимости тебе не занимать.

– Узнали их? – спросил я.

– А как же, – откликнулся папа. – Аллу Пугачеву реже показывают по телевизору, чем их. Узнали, а как же.

Он затянулся так, что затрещал горящий табак в папиросе, и добавил с легкой укоризной:

– Мать испугалась. Мы сначала хотели позвонить, куда полагается, а потом подумали – ты ведь сам милиционер, приедешь, разберешься, что к чему.

Я бы очень хотел сказать отцу, что разобрался, но мои объяснения его бы вряд ли устроили.

– Папа, ситуация очень запутанная, – честно сообщил я. – Сейчас мне требуется их просто спрятать на время, только не у нас. И не у близких друзей. Надо, чтобы место было надежным, а знакомые – дальними.

Отец серьезно кивнул и задумался.

– Если в Череповец их отправить, к тете Маше?

– Не пойдет: им из города не выбраться. Да и тетя Маша – мамина сестра, близкая родственница. Нет, не то.

– А у Мартыновых спрятать на даче? До Сестрорецка-то доберутся уж как-нибудь.

– Ты с ними когда последний раз виделся?

– С Мартыновыми? Ну так на прошлой неделе, у Сережки день рождения был, мы с мамой ездили…

– Тоже не то. Нужен кто-то, с кем давно не встречались, не созванивались, но кому можно верить.

– Да уж, задача… – проворчал отец, придавил окурок в разрезанной пополам консервной банке на подоконнике и вытащил новую папиросу.

Что-то гулко ухнуло, будто в шахте лифта кто-то звучно глотнул. Вздрогнул и загудел, поднимаясь, лифт. Кабина остановилась этажом выше, двери раскрылись с лязгом и скрежетом, и на лестничную площадку вышел какой-то незнакомый мне тип с отпущенными по моде волосами до плеч, в оранжевой рубашке и с маленькой спортивной сумкой «ДИНАМО» через плечо; он посмотрел на нас, что-то буркнул и скрылся за углом коридора. Зазвенели ключи, хлопнула дверь, и опять стало тихо.

– Это кто такой? – спросил я. – Кажется, не встречал его раньше.

Отец махнул рукой:

– Понятия не имею. Вроде сын этой… как ее… которая с фокстерьером… или нет… Сколько лет живем, а соседей почти не видим, не говоря уже, чтобы познакомиться. Раньше, помню…

Папа задумался на секунду и вдруг воскликнул:

– О! На Лесной!

– Что – на Лесной? – не сразу сообразил я.

– Так на старую квартиру их отправить, на Лесной проспект! Там же и Чечевицины еще живут, и Деметрашвили, и Яша с женой. Мы с ними только открытками обмениваемся на Новый год, ну, и созваниваемся изредка. В последний раз, кажется, в апреле с Яшкой говорили… Ну да, на Лесной в самый раз!

Мне даже немного стыдно стало, что я сам до этого не додумался. Дом на Лесном проспекте, где я родился, вырос, жил до восемнадцати лет, откуда меня всей квартирой провожали в армию – и куда я не вернулся и где не бывал больше. Я разом вспомнил и теплый полумрак длинного коридора, в конце которого уютно светится дверь кухни, и запах стирального порошка, дегтярного мыла и скипидара по воскресеньям, когда женщины затевали генеральную уборку, и ощущение неровного крашеного дощатого пола под босыми ногами, и бог весть какие еще тонкие ароматы, чувства и обрывки картинок, мгновенно возникающих в сознании, едва стоит вдруг вспомнить детство.

– Годится, – одобрил я. – Можешь позвонить дяде Яше и предупредить, что мы к ним приедем? Только лучше из автомата звонить, не нужно из дома. Прокатимся до метро?

* * *

На Лесном весть о нашем скором визите приняли с ликованием, несмотря на предупреждение о том, что ждать нас нужно после четырех утра, и с гостями.

– Всех примем, накормим, уложим! – заверил по телефону дядя Яша. – Валькина комната пустая стоит, места всем хватит! Если что, потеснимся!

– Папа, предупреди только, чтобы без торжественных встреч и застолий, – попросил я. – Зайдем сначала вдвоем, осмотримся, потом проведем Савву с Яной, их никто видеть не должен.

– Ты с ними останешься? – спросил отец.

– Да.

– Надолго?

– Не знаю, пап.

Он тяжело вздохнул.

– Что матери скажем?