В конце августа 1943 года д-р Н.Н.Бурденко обратился с письмом к Николаю Швернику, председателю Чрезвычайной государственной комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков. В письме Бурденко описал кое-что из увиденного при изучении мест захоронений жертв массовых расстрелов в освобождённом от оккупантов Орле. Бурденко рассказал о «немецкой системе» в практике массовых убийств, в том числе сообщил о посадке саженцев:

В июле 1945 года в выступлении перед Чешским медицинским обществом Франтишек Гаек – один тех участников медицинской команды, кого нацисты привезли в Катынь чтобы те подтвердили заявления о том, что тела преданы земле около 3-х лет назад и, таким образом, вина за казни лежит на СССР, – сообщил, что немецкий лесничий признался ему, Гаеку, что деревья, возможно, вовсе не пересаживались на могилы.

Фон Герф признался, что образцы деревьев ему предоставлялись, а не отобирались им лично:

5. Доказательства того, что нацисты захватили советские списки военнопленных.

Факт совпадений в очерёдности, с одной стороны, тел, указанных в германском докладе, как найденных и эксгумированных в Катыни, а с другой, – с порядком лиц, перечисленных в советских списках на этапирование, объясняется тем, что последние оказались в руках у нацистов.

Приверженцы «официальной» версии полагают: такое согласие – абсолютно случайное, не вполне однородное, хотя весьма поразительное – нужно признать доказательством расстрела групп военнопленных – партия за партией – по мере их прибытия из Козельска. Владислав Швед сопоставил несколько этапных списков с тем, как в «Официальном материале» перечисляются тела погибших, – предположительно, в порядке проведения эксгумаций. Он показал, что, по крайней мере, в рассмотренном им случае, между двумя списками нет устойчивых совпадений.

Однако Сахаров своей в статье показал спорность такой линии расследования. Учёному удалось обнаружить документы, доказывающие, что нацисты завладели списками военнопленных, отправленных из Козельска в Смоленское Управление НКВД. Теми самыми списками, что воспроизведены в книге Тухольского. Что подтверждается полученными нами из Государственного архива Российской федерации (ГАРФ) копиями документов, реквизиты которых указаны Сахаровым и отрывки из которых он цитирует в русском переводе. Оригиналы документов, конечно, на немецком языке. Фотокопии самих документов можно найти на Интернет-странице «Изображения» в конце книги:

Как показано в Главе 8, имя Юзефа Фрелькевича взято из советского списка козельских военнопленных. В «Официальном материале» есть, как минимум, ещё одна запись, из коей явствует, что нацисты пользовались советским этапным списком, а не документами, извлечёнными во время эксгумаций:

У Тухольского (p.153 col.1) находим: «Лаковский-Бжушек». В советском же списке на этапирование читаем:

В советском списке первые буквы фамилии транслитерированы как «Ля». Но на польском языке имя начинается с “La”, а не “Lia”. Нацисты не смогли выяснить точное написание фамилии, воспользовавшись письмом или другим документом, найденном на трупе, в могиле или где-то ещё. Поэтому они просто транслитерировали имя из русскоязычного советского списка.

Таким образом, германские составители доклада завладели и пользовались советским списком козельских заключённых, что подтверждается документальными архивными доказательствами. Но если бы мы не располагали ими, случаи Фрелькевича и Ляховского – могут в достаточной мере служить доказательством такого обладания.

6. Неопубликованные документы, показывающие, что и поляки, и немцы в Катыни признались в фальсификации проведённых ими идентификаций, поскольку записанные за трупами документы зачастую не имели к ним отношения.

Сахаров приводит выдержку из заявления Главного управления пропаганды германского генерал-губернаторства (правительства оккупированной Польши во время войны) на совещании в Кракове 10 июня 1943 года, где сообщалось: опубликованные в польских газетах идентификации катынских тел ненадёжны, ибо точны лишь в малом числе случаев.