Шрифт:
Интервал:
Закладка:
По словам Сахарова, на встрече присутствовали представители Польского Красного Креста (ПКК).
В одном из писем ПКК, в частности, говорилось: “Из до сих пор поступавших списков мы лишь в немногих случаях можем считать данные достаточным основанием для информирования родных, так как при таком большом количестве имён отсутствуют личные данные, допускающие несомненное опознание умерших (выделено Сахаровым. – Г.Ф.)”. [ГАРФ. Ф.7021. Оп.114. Д.38. Л.9.]
7. Доказательства того, что имена, присвоенные телам в немецком списке, основаны не на реальных идентификациях, а на случайной связи неопознанных тел с документами, не обязательно найденными на этих трупах.
В письме от 27 июля 1943 года в Германский Красный Крест отдел пропаганды германского генерал-губернаторства признал, что документы, изъятые у разных трупов, то и дело перемешивались, и документы одного человека оказывались разбросанными по 12 различным конвертам.
…Различные просмотры документов [привели к тому, что] бумаги оказались перепутанными, и, кроме того, документы, относящиеся к одному трупу, при пакетировании были разложены по различным конвертам. Так, бумаги одного офицера находятся в 12 разных конвертах.
Сахаров воспроизводит фотокопию вышеупомянутого документа в Приложении № 16. То же фото можно увидеть по ссылке в конце книги. При проведении эксгумаций документы путались, имена указывались либо фальшивые, либо – записывались искажённо, неточно (entstellt geschrieben).
12 октября 1943 года Техническая комиссия Польского Красного Креста (ПКК) направила пространное письмо в Международный комитет Красного Креста в Женеве, где среди прочего сообщалось:
…Даже если бы ПКК располагал всеми результатами эксгумации и работ по идентификации, включая документы и воспоминания, он не мог бы официально и окончательно подтвердить, что данные офицеры умерли в Катыни. Состояние трупов, исключающее их опознание, и тот факт, что во многих случаях на двух трупах оказывались документы, которые несомненно принадлежали одному лицу, минимальное число опознавательных знаков, одиночные безупречные улики, найденные на трупах, наконец, то предшествующее убийству положение, что военные, убитые в Катыни, пали не на поле боя, а спустя продолжительное время, когда каждодневно в порядке вещей были смена военной формы, одежды, попытки к бегству – все эти обстоятельства наделяют только ПКК правом удостоверять, что на данных трупах находились определенные документы. [ГАРФ. Ф.7021. Оп.114. Д.23. Л.31-38.]
В предыдущем письме от 16 августа 1943 года в Международный комитет Красного Креста руководство Польского Красного Креста признало:
…Часть найденных документов, принадлежащих одной и той же личности, находилась в карманах форменной одежды одного трупа, а другие либо в песке могилы, либо при других трупах.
Поэтому руководство ПКК посчитало, что список «должен рассматриваться как временный», подлежащий дальнейшему уточнению «в соответствии с официальными результатами судебно-медицинской экспертизы, проводимой в Кракове». (См.: ГАРФ. Ф.7021. Оп.114. Д.23. Л.50-52.)
Доклад Технической комиссии Польского Красного Креста опубликован уже давно. Но ни одно из процитированных писем там не упоминается. Не упоминаются они и в официозном 4-томном польском сборнике «Катынь. Документы о преступлении» (“Katyń. Dokumenty Zbrodni”). Их просто выбросили.
Такие недомолвки скрывают недостоверный характер идентификаций тел и документов в германском докладе. Но «Официальный материал» – один из столпов «официальной» версии Катыни, согласно которой вину за расстрел поляков необходимо возложить на СССР.
Сахаров приходит к выводу:
На основании вышеизложенного мы можем утверждать, что находившиеся в руках германской полиции какие-то документы, бумаги и даже предметы, использовались ею, во-первых, в качестве заменителей реально не существующих трупов и, во-вторых, для “идентификации” трупов, изначально фигурировавших как “неопознанные”.
Что означает: некоторые из документов, найденные на телах, возможно, и принадлежали данному конкретному лицу, но только не ясно, какие из них действительно имеют к нему отношение, а какие нет.
Не известно, как нацисты определяли национальность тел в гражданской одежде. Некоторые трупы занесены в эксгумационный список как лица «в форме» без уточнения, какой именно форме. В свете сообщений советских партизан, записанных летом 1943 года, тела могли принадлежать не польским, а советским военнослужащим. Донесения на сей счёт помещены в Приложениях № 2-5 к статье Сахарова. Партизаны обвиняли гитлеровцев в том, что те выкапывали тела советских воинов и гражданских лиц. Сомневаться в подлинности таких свидетельств нет оснований. Фотокопия одного из донесений получена нами в архиве и помещена на страницах книги.
Заключение
Сахаров завершает свою статью замечанием:
Отмеченные выше манипуляции германских “инстанций”, “расследовавших” “катынское дело”, с трупами и “вещдоками” исключают принятие на веру каждого отдельно взятого факта установления связи между ними.
Исследования Сахарова, внутренние противоречия самогó германского доклада и идентификация многих трупов, найденных в Катыни (в Козьих горах), как военнопленных, вывезенных в Калинин или Харьков, но, бесспорно, там не расстрелянных, – всё это наносит сокрушительный удар по моральной честности и добросовестности германского «Официального материала» как объективной совокупности доказательств. Учитывая, что германский доклад – краеугольный камень всей «официальной» версии Катыни, последняя тоже утрачивает свой доказательный фундамент.
Начиная с Главы 10 мы рассмотрим свидетельства о Катыни, появившиеся в промежутке после публикации в 1943 году германского «Официального материала» и вплоть до появления в 1992 году «Закрытого пакета № 1». Речь пойдёт о сообщении Комиссии Бурденко (1944), показаниях на Нюрнбергском процессе (1946) и слушаниях в Комиссии Мэддена (1952). Начнём с Комиссии Бурденко.
Сообщение Комиссии Бурденко
Работы с изложением «официальной» версии Каты-ни уделяют Комиссии Бурденко крайне мало внимания и обычно отсылают читателя к другим работам. Последние, как иногда утверждают, содержат «уничтожающий» критический разбор её выводов.
Здесь мы рассмотрим два фундаментальных исследования – книгу Ценцялы и работу Сэнфорда, а также публикациис критикой доклада Комиссии Бурденко, на которые они ссылаются: статьи М.Сорокиной и Н.Лебедевой, главу из книги Анри Де Монфора, главу о Комиссии Бурденко в книге «Катынская драма».
Начнём с Сорокиной. Её эссе размещено в Интернете Сергеем Романовым и Алексеем Памятных, двумя видными российскими приверженцами «официальной» версии. Статья появилась в открытом доступе, вероятно потому, что они считают её достойной широкого внимания.
