«Странно», — подумал Кит.

— Дело не в самом заклинании, — сказал Тай. — Нам нужно, чтобы ты помог нам собрать компоненты для заклинания. Некоторые из них достать несложно, но Сумеречным охотникам не рады на Теневом Рынке, так что, я бы дал тебе деньги, а ты бы сходил туда вместо нас. Если деньги не нужны, то могу предложить какое-нибудь ценное оружие, у нас в Институте его полно…

Кит улыбнулся.

— Я и сам раньше хотел его продать.

Шейд поднял свои облаченные в перчатки руки.

— Ни деньги, ни оружие мне не нужны. — сказал он. — Я помогу тебе, но это займёт время и потребует больших усилий.

— Хорошо, — ответил Тай, но Кит сразу заподозрил неладное.

— Почему? — спросил он. — Почему ты нам помогаешь? Ты ведь не одобряешь…

— Не одобряю, — прервал его Шейд. — Но если это буду не я, то это будет какой-то другой маг, у которого нет ни капли совести. Я хотя бы смогу проследить, чтобы вы все сделали как можно аккуратнее. Я могу показать вам, как правильно накладывать заклинание. Я найду для вас катализатор — чистый источник энергии, который не испортит вам заклинание.

— Но на Теневой Рынок ты за нас не пойдешь? — спросил Кит.

— Заклинание сработает только в том случае, если заклинатель сам собирает компоненты, — ответил Шейд. — И ты будешь тем, кто произнесет это заклинание, даже если тебе понадобится моя помощь. Так что, чтобы там не произошло между вами и людьми Теневого Рынка — кое-что я видел и сам, так что знаю, что это личное — вам лучше это уладить. — В его голосе появилась резкость. — Вы умные, разберётесь. Когда соберёте всё, что нужно, возвращайтесь ко мне. Я буду здесь, пока вы будете воплощать в жизнь свой сумасшедший план. Но если решите бросить это дело, то отправьте мне сообщение. Я ценю уединение.

Лицо Тая озарилось облегчением, и Кит знал, о чем он сейчас думает: «Эта часть плана выполнена, я на шаг ближе к возвращению Ливви». Шейд посмотрел на него и покачал головой, его белые волосы сверкали в свете свечей.

— Конечно, если ты передумаешь, и я больше никогда о тебе не услышу, это будет еще лучше, — добавил он. — Хорошенько подумайте, дети. Некоторые огни никогда не должны были гореть долго.

Он сжал пальцами в перчатке фитиль самой большой свечи и погасил его. Столб белого дыма поднялся к потолку. Кит снова взглянул на Тая, но он не отреагировал; возможно, он даже не слышал Шейда. Он улыбался: не той ослепительной улыбкой, которой не хватало на пляже, а тихой и спокойной.

Если мы пойдем дальше, мне придется взять это на себя, подумал Кит. Любая вина, любые опасения. Это все будет только на моих плечах.

Он отвел взгляд от колдуна, прежде чем Шейд увидел сомнение в его глазах.

Некоторые огни никогда не должны были гореть долго…

* * *

— Поверить не могу, что Центурионы оставили после себя такой беспорядок, — сказала Хелен.

Годами Хелен обещала Алине, что устроит ей полную экскурсию по Институту и покажет ей все места, которые любила в детстве.

Но мысли Хелен сейчас были заняты совершенно другим. Она оценивала масштаб разрушений, которые оставили после себя Центурионы — повсюду валялись полотенца, все столы были в пятнах, а в холодильнике просроченные продукты покрывались плесенью. В то же время она думала о том письме, за которое она заплатила фейри, чтобы тот передал его тете Нене в Благой Двор. Но больше всего она думала о своей семье.

— Тебя что-то тревожит, но дело не в этих засранцах, я права? — спросила Алина. Они стояли на возвышенности неподалеку от Института. Отсюда открывался вид на пустыню, устеленную дикими цветами и зелёными кустарниками и на океан, голубой и словно излучающий свет. Остров Врангеля тоже омывался океаном, но он был холодным, полным дрейфующих льдин, прекрасным, но враждебным. А этот океан был прямиком из её детских воспоминаний — долгие дни на пляже, где они с братьями и сёстрами плескались в воде.

— Что бы то ни было, ты можешь рассказать мне, Хелен.

— Они ненавидят меня, — тихо произнесла Хелен.

— Кто? — спросила Алина. — Я их прикончу.

— Мои братья и сестра, — ответила Хелен. — Только не убивай их, пожалуйста.

Алина выглядела ошеломленной.

— Что значит ненавидят тебя?

— Тай меня игнорирует, — ответила Хелен. — Дрю огрызается. Тавви презирает за то, что я не Джулиан. А Марк… Марк не ненавидит меня, но мыслями он далеко от нас. Я не могу втянуть его в это.

Алина скрестила руки на груди и задумчиво уставилась на океан. Это была одна из тех вещей, которые Хелен любила в своей жене. Если Хелен говорила, что что-то не так, Алина рассматривала это со всех сторон; она никогда не была пренебрежительной.

— Я попросила Джулиана сказать детям, что я счастлива на острове Врангеля, — сказала Хелен. — Я не хотела, чтобы они беспокоились за меня. Но сейчас… мне кажется, будто они думают, что все эти годы я жила, не страдая от разлуки. Они не знают, как сильно я по ним скучала. Они не знают, как ужасно я себя чувствую из-за того, что Джулиану все эти годы пришлось нести такую ответственность. Я не знала об этом.

— Дело не только в том, что они не видят в тебе человека, который мог бы позаботится о них, как это делал Джулиан, — сказала Алина. — Дело еще и в том, что ты вернулась в их жизнь, когда Ливви их покинула.

— Но я её тоже любила! Я тоже скучаю по ней…

— Я знаю, — нежно сказала Алина. — Но они всего лишь дети. Их скорбь ещё очень свежа и причиняет им страдания. Они этого не понимают и поэтому злятся. Они просто чувствуют это.

— Я не могу. — Хелен пыталась сдержать дрожь в голосе, но это было почти невозможно. Она надеялась, что из-за шума волн, разбивающихся о берег под ними, этого не будет слышно, но Алина слишком хорошо её знала. Она чувствовала, когда Хелен была расстроена, даже когда та изо всех сил пыталась это скрыть. — Это так тяжело.

— Детка. — Алина придвинулась ближе, обняв Хелен. Их губы нежно соприкоснулись. — Ты сможешь. Ты способна на всё.

Объятия жены подействовали на Хелен успокаивающе. Когда она впервые увидела Алину, то подумала, что она выше, чем есть на самом деле. Но потом она поняла, что всё дело в её осанке. Она идеально прямо держала спину и этим напоминала стрелу. Консул, ее мать, обладала такой же идеальной осанкой и тем же чувством собственного достоинства. Нет, они не были высокомерными, но выражение «чувство собственного достоинства», по мнению Хелен, лучше описывало Алину, чем обычная «уверенность в себе». Она вспомнила самую первую любовную записку, которую Алина ей написала. «Мир стал иным, потому что в него пришла ты, созданная из слоновой кости и золота. Изгиб твоих губ перепишет заново историю мира». Позже она узнала, что это цитата Оскара Уайльда, и сказала Алине, улыбаясь: «— Ты невероятно смелая. "

Алина тогда пристально посмотрела на нее: " — Я знаю. Так и есть.»