– Он хотел узнать, как ты живешь. Говорил, что соскучился. Хотел увидеть тебя.

– А ты что ему сказала?

– Я ему сказала, что ты вышла замуж и все у тебя распрекрасно. Что тебе никто не нужен, а уж он, Ярик, – тем более. Он оставил свой телефон. Я сначала не хотела его записывать, а потом все-таки записала…

– Зачем?

– Ну, а вдруг ты еще раз захочешь напомнить ему, какой он подлец и гадина?.. – резонно возразила Шурочка и положила на стол бумажку с рядами цифр. – Тем более что у Ярика, по-моему, жизнь не так удачно сложилась. Лишний раз напомнить ему, что он сглупил когда-то, – очень полезно и приятно.

– Делать мне больше нечего! – с холодной яростью произнесла Ева. – Нет, ничего не хочу о нем слышать!

– Ну, как знаешь… – пожала плечами Шурочка. – Тогда забудем о Ярике. Расскажи, как у тебя дела? Как твой Михайловский?

– Прекрасно, – усмехнулась Ева. – Он очень мил. Я ни о чем не жалею… Да, кстати, мы встречаемся с ним через час и едем в гости к Сазонову – помнишь такого?

– Господи, конечно! Кстати, утром перед работой смотрела телевизор – Николай Ильич требовал запретить содержание бойцовых собак в городе…

– Очень разумное требование! Еще бы выселить всех дураков за сто первый километр…

– Ева, тогда бы Москва опустела! – засмеялась Шура, и вслед за ней – подруга. Еве вдруг стало очень легко. «А я ведь в самом деле мечтала о том, что Ярик еще не раз пожалеет о том, что бросил меня… Так ему и надо!»

– А что у тебя на работе?

– Вениамин Лазаревич совсем озверел… Хуже всякой собаки! – погрустнела Шурочка. – Вызывает меня к себе и говорит: «Вы, Лопаткина, не справляетесь со своими обязанностями… Или задерживайтесь после шести, или ищите себе новое место!» А Стасика все не устраивает. Ему не нравится, что я теперь прихожу поздно, и он, одновременно, не хочет, чтобы я меняла работу! Ведь платят-то мне прилично, я, между прочим, больше Стасика получаю…

– Тебе надо бросить и работу, и Стасика своего.

– Ах, Ева, легко тебе говорить!..

Ева болтала с Шурочкой, а у самой из головы не выходил Ярик. Как он живет сейчас? Что заставило его вспомнить о ней? Изменился ли он, постарел ли – ее чернокудрый вероломный принц…

До сих пор в ней была эта боль, которая никуда не исчезла, ну разве что запряталась в самые дальние уголки ее души, покрывшись пылью и патиной. Стала незаметной и привычной, но все же – не исчезла.

«Я ведь не на Ярика злюсь! Что можно с него взять, он – обычный мужчина, каких много! А на себя. За то, что потеряла из-за него голову. За то, что плакала из-за него. Я себе этих слез не могу простить! Надо же – плакала из-за мужчины… Только моя тогдашняя юность может быть мне оправданием. Если бы можно было все изменить… Нет, не предательство Ярика, а свое отношение к этому предательству!»

– Ева… Ева!

– Что? – вздрогнула она.

– У тебя телефон звонит, разве ты не слышишь!

– А… – Ева достала из сумочки мобильник. – Даниил, привет! Мы с Шурочкой в центре… Да, сидим в кафе, разговариваем. Задерживаешься? Но ты заедешь за мной? Сейчас объясню, как нас найти.

* * *

Старик выглядел странно – седой, лохматый, в брезентовых штанах цвета хаки и малиновой шерстяной кофте, судя по всему – женской. Внешне он чем-то напоминал и Альберта Эйнштейна, и Бетховена в зрелые годы – буйностью шевелюры и теми же безумными, мрачными и одновременно веселыми глазами, в которых плясали огоньки.

Звали старика Игнатом Поликарповичем, и судьба у него была не самой легкой.

Михайловский нашел его совершенно случайно, по статье в Интернете – там рассказывалось о человеке, который якобы владел тайной адмирала Колчака.

Игнат Поликарпович известного историка-беллетриста охотно принял, даже более того – с превеликой радостью. Было видно, что старик наслаждается интересом к своей особе.

– Я пятьдесят лет собирал эти документы! При Сталине сидел, при Хрущеве сидел, при Брежневе меня упекли в психушку, при Горбачеве меня все забыли, только сейчас вспомнили…

Игнат Поликарпович жил в небольшом деревянном домике за Кольцевой дорогой. В доме царил невообразимый, какой-то дикий (под стать хозяину) беспорядок. Папки с бумагами, книги, журналы, вырезки из газет были навалены на столах и стульях, лежали стопками на подоконнике и полу. В углах висела густая паутина, то и дело рыскал под ногами огромный серый котяра со свирепым и угрюмым выражением на морде – «борец с грызунами», как уважительно и немного боязливо отозвался о своем питомце старик.

– Хотел отдать все в архив, а не берут! Государство, называется… А вот частные лица, вроде вас, наведываются ко мне постоянно! Я денег не прошу за просмотр, но если дадут – не откажусь…

Михайловский вытащил из кошелька новенькую голубую купюру. Потом подумал и добавил еще несколько. Он испытывал к старику острую жалость – какой-то неухоженный тот был, одинокий. «Вот, женился, сентиментальным теперь стал…» – мелькнула ироническая мысль.

– О, зачем так много-то… – опешил Игнат Поликарпович.

– Пожалуйста, вы же обещали не отказываться!..

Старик принялся суетливо вытаскивать нужные бумаги из стопок на полу.

– Вот… Я наизусть знаю, где у меня что лежит… Смотрите, Даниил Петрович!

– Это что?

– А это фотокопии документов тех времен, когда Колчак был Верховным правителем… Адмирал очень плотно работал с представителями союзных держав. Военные действия, например, он согласовывал с генералом Жаненом, французом, а снабжением колчаковской армии ведал англичанин Нокс, который до революции служил в России военным атташе. Среди оккупационных сил были также подразделения чехов и словаков, американцев и канадцев, поляков, итальянцев, японцев. Общая численность иностранных войск к январю 1919 года составила аж сто двадцать тысяч человек!

– Да, это я знаю… – пробормотал Михайловский, листая папку.

– Союзники снабжали армию Колчака, боровшуюся с коммунистической Россией, отнюдь не бескорыстно! Если бы у адмирала не было золота, они бы в его сторону даже не посмотрели! Колчак частями отправлял золото за рубеж в уплату грузов, необходимых для проведения крупных военных операций. Себе он не взял ни копейки…

– А это что?

– О, а это чрезвычайно занимательный документ! 18 октября 1919 года во Владивосток, где находилась кредитная канцелярия, было отгружено 92 ящика с золотыми слитками частных банков, 80 – из Казанского банка и еще 550 ящиков с российской золотой монетой. Общая стоимость этого груза составила 43 577 444 рубля ноль шесть копеек. Но ценности во Владивосток не попали: груз перехватил атаман Семенов, и есть версия, что большую часть этого золота передали на временное хранение японским оккупационным властям, которые увезли его в Японию… Да, а Черчилль, который в то время был военным министром Великобритании, заявил, что грузы, доставленные в Сибирь для Колчака, составили около 100 тысяч тонн!