Откинувшись на спинку диванчика, надо сказать, довольно удобную, Александров небрежно потягивал кофе. Кстати, здесь оно было неплохо заваренным и, в отличие от более дорогих заведений, подавали его не в чашечках размером с наперсток, а во внушительного вида и объема кружках. За что и любил, кстати, адмирал такие вот кафе – пускай великосветские снобы и считали подобные заведения местом для плебеев, зато здесь не требовалось корчить из себя аристократа, возиться с дюжиной вилок и платить втридорога за микроскопические порции. Циничная натура выходца из трущоб протестовала против такого подхода к трате кровью и потом заработанных денег, а солдафон в душе мерзко подхихикивал. И тем интереснее было наблюдать сейчас за банкиром, который явно чувствовал себя не в своей тарелке.

– Могли бы и поздороваться, – буркнул наконец Аванесян, явно для того, чтобы прервать затянувшуюся паузу. Александров пожал плечами:

– Вы тоже.

Лицо банкира тут же начало наливаться кровью, очевидно, с ним никто и никогда так не разговаривал. Александров меланхолично отхлебнул из кружки:

– Впрочем, я не в обиде, мне плевать. Так зачем вы хотели со мной встретиться? Только давайте быстрее, у меня не так много времени. И стоит оно дорого.

– Сколько? – мрачно поинтересовался справившийся с гневом Аванесян. Александров вновь пригубил кофе:

– У вас все равно столько нет. Так говорите, говорите, я слушаю.

– Однако же вежливости вас явно не учили.

– Учили. Сержант Роджерс, например. Капрал Форд опять же… Не берите в голову, я хорошо понимаю, что не нравлюсь вам. Кому-то нравлюсь, а вам почему-то нет. Можно ли нравиться всем? А нужно ли? Философский вопрос, правда? Так что вы хотите-то? Может, скажете наконец? А то вы своим взглядом у меня на мундире скоро дыру прожжете. Не то чтобы это меня пугало, но обидно ведь испортить хорошую вещь за просто так.

Аванесян вновь поморщился. Уж что-что, а факт отсутствия на плечах адмирала парадного мундира он наверняка отметил. Повседневный же, похоже, резал его взыскательный глаз. Тем не менее, как ни крути, но именно он был сейчас в роли просителя. Приходилось терпеть пренебрежение к собственной персоне и лелеять мечту отомстить. Ну-ну, блажен, кто верует.

Наверное, у кого другого подобный ход беседы мог вызвать нешуточное раздражение, переходящее в гнев, но Аванесян сумел задавить это чувство. Даже скрип зубов не последовал. Просто банкир, имеющий немалый опыт общения с людьми, сообразил: его собеседник совсем не против поболтать, способен (а главное, готов) играть словами хоть до посинения и, вдобавок, получает от этого некое извращенное удовольствие. И, соответственно, чем дольше он, Аванесян, будет пытаться на данном этапе переиграть ситуацию, тем сильнее окажутся позиции адмирала. Выдержав паузу, совершенно ненужную в контексте разговора, но потребную для того, чтобы восстановить спокойствие и ясность мыслей, что под ироничным взглядом адмирала было не так-то и просто, Аванесян спросил:

– Скажите, адмирал, зачем вы пытаетесь на меня давить?

– Я? – брови Александрова взлетели чуть не до коротко постриженных волос. – Помнится, я с вами один раз в жизни встречался, и больше пересекаться не жаждал. От слова «ващще». Откровенно говоря, вы мне скучны и неинтересны.

– Тогда зачем вы загребли моих детей?

– Я? – брови Александрова с точностью до миллиметра повторили маневр. – Загреб? Я из ваших детей, опять же, видел одного и один раз. Мальчик впечатления не произвел, и каких-либо дел с ним я не имел и не собираюсь.

– Ой, не пытайтесь мне сказки рассказывать, – ставшее, кажется, уже маской выражение вселенской скорби на лице банкира исчезло, осталась лишь неприкрытая злость. – Моих детей, всех пятерых, призвали в армию. В штурмовые подразделения!

– И не только ваших. Если они призывного возраста и не имеют профессий, обеспечивающих бронь, то не вижу в том ничего особенного. Вон, у Устинова внук тоже в десанте лейтенантом. Что здесь такого?

– Да вы… вы…

– Наличие у вас больших денег не избавляет вас от обязанностей, прописанных в Конституции страны, в которой вы живете. А попытка нарушить закон во время боевых действий вообще чревата.

– Я вас в порошок сотру!

– А давайте я вас? Вы сейчас нахамили мне, угрожали, свидетелей куча, глушилку я не включал, запись ведется. Нападение на военнослужащего во всей красе. На планете военное положение, не забыли? И верховная власть здесь и сейчас – я. Арестуем вас – и на рудники, а? Так что я жду извинений.

Пауза длилась минуту, слышно было, как скрипели непривычные к такого рода спорам банкирские мозги. Наконец Аванесян скривился и через силу выдавил:

– Простите.

– Прощаю, – без паузы согласился адмирал. В самом деле, обижаются на равных, а сидящего перед ним человека Александров ровней не считал. – Так чего вы хотите?

– Скажите, почему вы нас так ненавидите?

– Откровенно говоря, – Александров смотрел на Аванесяна очень спокойно и самую малость безразлично, – мне все равно, что вы думаете. Сами наворотили – сами и расхлебывайте.

– А вот тут, молодой человек, – наставительно произнес на удивление быстро восстановивший душевное равновесие банкир, – вы ошибаетесь. Все мы в одной лодке.

– Боюсь, ошибаетесь вы, – на тонких губах адмирала мелькнула презрительная улыбка. – То, что мы в одной лодке, ничего не значит. Просто потому, что одни гребут, а другие пытаются мудро руководить. И вас среди гребцов я пока что-то не заметил.

– И что?

– И ничего. Вы пытались руководить. С финансами вы справляетесь, тут вопросов нет, но чтобы командовать военными, нужны совсем другие навыки. Если вы не можете этого понять, то я не вижу смысла в нашем сотрудничестве.

– А ведь не только в этом причина вашего отказа, – Аванесян внимательно посмотрел на собеседника.

– Не только, – легко согласился адмирал.

– И какая же еще?

– Хотите знать? – Александров не видел нужды скрывать. – Извольте. Вы знаете, кем был мой отец?

– Нет.

– Правильно, зачем вам это знать. Он был военным летчиком, испытывал новую технику. Специализировался на атмосферных машинах.

– Героическая профессия, – без выражения прокомментировал Аванесян.

– Рад, что вы это понимаете. Мне было двенадцать лет, когда во время полета отказали оба двигателя. Пилот погиб…

– Соболезную.

– А погиб он потому, что до последнего уводил машину от городских кварталов. Не знаю, какой уж идиот составлял полетное задание, но трасса проходила как раз над столицей. Мой отец сумел уронить истребитель за городом, в лес, но сам катапультироваться уже не успел.

– И… какое это имеет отношение к нашему разговору.

– Наберитесь терпения, мой друг, – последние слова адмирала прозвучали издевательски. – Я же терпел, когда нас с матерью выселили из дома, поскольку нам нечем было оплачивать кредит, описали все имущество… Знаете, это неприятно. А должны мы были, как оказалось, банку, который возглавлял ваш папаша, чтоб ему в аду сковороду антипригарную выдали. Как думаете, буду я иметь дело с вами, или как?