Лютов ласково посмотрел на Стасика, а потом, подмигнув ему, провозгласил:

И теперь мы одни во Вселенной,

Полезай-ка, родимец, в гроб.

Пол — головый, румяный, степенный,

Слышишь, сзади хохочет клоп.

Станислав вздрогнул и обернулся, но клопа не увидел. Но еле слышный хохот был.

Станислав взглянул на Лютова.

— Помогите мне, — попросил он.

— В чем же я могу помочь? — поинтересовался Лютов. — Насчет денег — пожалуйста (и он хохотнул). Но если что-нибудь серьезное, то я готов с вниманием выслушать. Я и так вижу, вы попались.

Стасик напрягся и стал вспоминать:

— Я ушел из дома недавно. Мной овладела сила, которую я не могу понять. И потом, мне все кажется чужим, неузнанным, как будто я первый день здесь, в этом мире. Здесь один бред и фантастика. Но у меня есть сон. Я помню, что я здесь был и жил, но это только в сновидении, а не в действительности. Знаете, сон, который все время возвращается и длится. Тогда я смутно помню, что я, к моему удивлению, был человеком. И у меня все смешалось. На самом деле я не знаю, кто я. Я бреду, подчиненный этой силе. Мне кажется, что она слишком жуткая в своем конце. Я не знаю, куда она меня заведет, и потому мне жутко.

— Ого-го-го! — таков был ответ. — Дело серьезное твое, парень. Вот уж не думал. Надо такое все обмозговать глубоко.

Вместо этого Лютов крикнул, и в комнату вошла худенькая, довольно высокая девушка лет двадцати пяти, с бледным вытянутым лицом. Похоже, что ее ели вампиры.

Она двигала маленький столик на колесах, на котором была водка с куском колбасы для профессора и зеленоватое блюдо с хлебом для Стасика.

— Я Лиза, — обратилась девушка к Стасу. Тот оставался недвижим. Лиза вышла. Лютов хлопнул стакан водки и откусил от батона колбасы.

Для Стасика еда походила на нечто из марсианских водорослей. Но такое шло к нему, к его рту.

После водки Оскар Петрович впал в раздумье.

— Как же тебе помочь? — два раза вырвалось у него.

Стасик смотрел на паука.

— Вот что, — решил Лютов. — Ложитесь спать. Наутро будем действовать.

…Лиза проводила Стаса в маленькую, странно-убогую для такого дома комнатку. Лиза указала на кровать и вдруг вскользь поцеловала Стасика, исчезнув потом за дверью. Станислав не обрадовался, но заснул.

На следующее утро Станислава позвали в гостиную завтракать. Стол на этот раз был роскошный: нежные фрукты, французский коньяк, лягушачьи лапы в соусе, немецкая жирная колбаса, водка. Присутствовал кроме Стасика только Лютов. Прислуживала временами появляющаяся старуха, вся в обносках.

— Дорогой друг, — начал Лютов, налив себе рюмку коньячку, — располагайтесь, кушайте все, что хотите, пейте или не пейте по вашему усмотрению. Я не сторонник насилия и чту в этом отношении Льва Толстого. А насилие за столом — просто пошлость.

Станислав не совсем покорно покачивал головой.

Лютов откинулся на спинку кресла и погладил себя по брюху.

— Я почти полночи — не поверите — думал о вас. Я секу все эти космологические и патологические состояния — они у меня как на ладони. Но ваше состояние озадачило даже меня. Ты крепко влип, парень…

И Лютов опять опрокинул в себя рюмашечку. Станислав молчаливо ждал.

— И вот к чему я пришел. Единственное, что тебе может помочь, — это отрезание головы.

— Чьей головы? — удивленно спросил Станислав.

— Твоей, Стасик, твоей!

И Лютов поднял палец вверх. Станислав насторожился, даже ушки его внезапно покраснели.

— И что потом? — спросил он.

— Потом пришьем тебе другую. Наука уже позволяет это, через года два-три, думаю, войдет в практику.

— Но с чужой головой это уже буду не я, — собравшись с мыслями, ответил Стасик.

— Не задавайте глупых философских вопросов, — раздраженно возразил Лютов, переходя на «вы».

Он опять откинулся на спинку кресла и из глубины пристально-сурово посмотрел на Станислава.

— Поймите, Стасик, отрезание вашей головы — это ваш единственный светлый путь в будущее. Иначе вы не спасетесь.

Станислав пожал плечами и вяло ткнул вилку в лягушачью лапу.

— На самом деле все очень просто, — продолжал Лютов. — О расходах не беспокойтесь, я все оплачу. Науку не остановишь. И магию тоже.

Лютов вздохнул, вошла старуха с подносом, принесла минеральную воду и тут же убежала.

— Насчет головы все можно уладить. Вам надо продержаться годика два-три. У меня большие связи с заграницей, и я организую вам пересадку головы. Вообще-то лучше всего подобрать для вас голову какого-нибудь кретина из Нью-Йорка. Так будет спокойней.

Такие речи не вывели Стасика из его состояния, но вызвали сомнения и даже легкое беспокойство.

— А что же будет с моей головой? — как-то женственно спросил он. — Кому, вы думаете, ее стоит пришить?

— Да не думайте вы об этом и не волнуйтесь, пожалуйста, — замахал руками Лютов. — Мы ее выкинем. Кому нужна такая голова, как у вас!

Станислав не обиделся, а только задумчиво покачал головой.

— Через два-три года практика пересадки головы будет полутайная. Официально это будет потом. Зато вы станете пионером. Ловите свой шанс. Вас будут показывать по телевидению, в конце концов! В современном мире люди только и мечтают об этом: любым путем стать знаменитым. А вы еще спасетесь при этом!

Станислав, вкушая лягушку, оторопело сказал:

— Об этом стоит подумать.

— Да вы решайте сразу. С вашей теперешней головой не стоит думать. Хотите, на время ожидания я вас отправлю за границу, куда надо?!!

Беспокойство все-таки не покидало Стасика. Он потрогал свою шею. В сущности, ему, попавшему в мир иной, было на все наплевать. Если даже можно менять миры, то какое значение имеет голова, тем более его голова? Но он все-таки спросил:

— А так ли это надежно?

— Пришьем. То, что касается науки, — все надежно.

— Да я не в этом смысле. А вдруг пришивание чужой головы ничего не изменит? Не все же заключено в голове.

Стасик напрягся, чтобы вернуться в покинутый им мир логики.

— Вы опять за свое? — ухмыльнулся Лютов. — Бросьте перечить науке.

Он опять вздохнул, выпил и вдруг разгорелся:

— Да, да! Я сам крупный ученый, как вы знаете! Объединив усилия, все сферы наук, мы сможем все. Голова — это пустяк для нас! Мы и три головы кому надо пришьем, если будет нужда… Это что! — он вдруг оглянулся на маленькую, еле заметную дверь у окна. — Мы мертвых воскрешать будем! Вот так! Я стану воскрешать! Да-да!