Лиза покамест быстро пробежала глазами результаты судебно-медицинской экспертизы – вдруг что-то ускользнуло от её внимания. Но нет, в данном случае медицина не выяснила ничего интересного, кроме того, что оба – и обвиняемый, и потерпевший – были абсолютно трезвы и не находились под действием каких-либо наркотических веществ, редкий случай в наше время.

– А экспертиза перчаток пришла уже?

– Ты ещё спрашиваешь, – улыбнулась Лиза, – сам же криминалистов уламывал, чтобы быстрее сделали, они мне жаловались на тебя. Но там ничего особенного. Замшевые перчатки, ля-ля-ля, следы крови групповой и резус-принадлежности потерпевшего, формиата натрия, входящего в состав противогололедного реагента, и гранитного щебня – то есть самая главная информация, которую мы можем почерпнуть из этой экспертизы, это что дворники в нашем районе работают хорошо. Ещё есть шерстяные волокна тёмно-синего цвета, не совпадающие с одеждой потерпевшего и обвиняемого, но это, думаю, ничего не даёт нам. Мало ли за что хватался Максимилиан Максимилианович в перчатках.

Вася с Ириной Эльханановной переглянулись, думая, наверное, как это обстоятельство можно трактовать в пользу обвиняемого, но ничего не пришло им в голову.

Адвокатесса вернулась к своему вязанью, яростно орудуя крючком и беззвучно шевеля губами. Пройдя сложный участок, она взглянула на Лизу.

– Жаль, не кирпич, – вдруг сказала она.

– Что?

– Я говорю, жаль, не кирпич был орудием убийства. Нашли бы следы кирпичной крошки на перчатках и голову не ломали насчёт виновности. А булыжник гладкий… Кстати, откуда он взялся там?

И правда, откуда, вдруг пришло в голову Лизе. Времена, когда пролетариат выковыривал своё оружие из мостовой, остались далеко позади. В царстве асфальта и кирпичных домов булыжник вовсе не является таким уж прозаическим предметом.

Лиза вспомнила, что у неё дома лежит парочка таких удобно ложащихся в руку камней, которые она использует в качестве груза, когда квасит капусту или выжимает творог для пасхи.

– Ирина Эльханановна, если мы начнём развивать эту тему, сделаем только хуже для вашего подзащитного, – буркнула она, – тут и до заранее обдуманного намерения недалеко.

– Ваша правда, Лиза, ваша правда. Но не могу я поверить, что такой хороший мальчик, учёный, из прекрасной семьи – и вдруг убил человека! Что-то здесь не так.

– Пусть он хотя бы вам расскажет, что именно! – буркнула Лиза. – Что именно здесь не так. Если из нас троих хотя бы один человек будет знать правду, станет понятно, куда наступать. Но Голлербах упёрся в свою версию, хотя дураку понятно, что это полный бред. Гопник – Робин Гуд, убивающий плохих людей ради хороших?

Вася хмыкнул с подоконника.

– Для ограбления время не слишком подходящее, да и место, – продолжала Лиза. – Двор проходной, и вообще… Если бы Голлербах спугнул злодеев, он бы их увидел хоть краем глаза, а нет, так они успели бы забрать бумажник и телефон. Что же получается у нас? Выйдя после драки на улицу, Пушкаренко за три секунды успел нажить себе нового врага или встретить старого. Совпадение слишком уж притянуто за уши.

– Чего только не бывает в жизни, моя дорогая, – грустно сказала Ирина Эльханановна, – когда скажешь «невозможно», почти наверняка ошибёшься.

– Кстати, Вася, ты отработал по-тихому брата, как я просила?

– А то! Там алиби-алиби, в момент убийства он был в операционной. Блин, Лиза, такие люди, доктора! И так им достаётся сейчас по полной, а тут ещё попали в передрягу…

Она хлопнула ладонью по столу. Бедный Вася так впечатлился знакомством с Голлербахом, что почти каждый день пытался убедить Лизу в его невиновности, и в сотый раз выслушивать одно и то же ей не хотелось.

Открыв ксерокс, Лиза стала копировать материалы дела для Ирины Эльханановны.

– Значит, так, – произнесла она веско, – возмущение и негодование – это, конечно, чувства благородные, но пользы они не принесут. Если мы хотим помочь, надо действовать. Вы, Ирина Эльханановна, должны убедить Голлербаха сказать правду, какой бы она ни была. А ты, Василий, сходи, осмотрись на местности, может быть, увидишь, откуда взялось орудие убийства. Вообще покрутись там, вдруг какого-нибудь свидетеля найдёшь. Хочешь помочь человеку, действуй, а не ной: ах, мама, он такой, такой… Он не такой, как все. Вот соберём все возможные факты и доказательства, тогда и будем думать, такой он или не такой.

Лизе вдруг стало жаль, что сейчас их маленькая компания разойдётся, думать и прикидывать, как выручить из беды хорошего человека, оказалось неожиданно интересно. Странно, ещё вчера она хотела поскорее передать дело в суд (Руслан Романович совершенно правильно разгадал её намерения), а сейчас Лиза чувствовала, что будет очень разочарована, если сюда явится Голлербах и скажет: да, это сделал я. Захотелось, чтобы за этим совершенно ясным и тривиальным преступлением скрывалась какая-то тайна, которую Лиза с помощью Васи и Ирины Эльханановны блестяще разгадала бы.

И как знать, если бы вдруг её сейчас попросили отдать дело в городской следственный комитет, обрадовалась бы она или, как герои любимых сериалов, стала умолять дать ей шанс самой всё распутать?

* * *

Христина боялась визита к следователю, и действительно Елизавета Алексеевна встретила её неприветливо. Кажется, она собиралась домой, когда Христина робко поскреблась в дверь её кабинета и попросила выписать разрешение на захоронение.

Указав ей на стул таким жестом, будто ставила позднюю посетительницу в угол, Елизавета загремела тяжёлой дверцей сейфа.

– Вы сами хотите забрать тело? – спросила она, перебирая бумаги внутри железного ящика. – Вы же разведены, насколько я помню, и давно.

Христина кивнула, не сообразив, что следовательница не видит её из-за открытой дверцы.

Она немножко завидовала Елизавете, её внушительному виду и уверенной манере поведения. Казалось, эта женщина никогда не страдает от собственного бессилия и не выпускает вожжи из рук, как бы ни подкидывало её на ухабах жизни.

Если бы только это было возможно, стать такой, как Елизавета Алексеевна, уверенной, сильной и спокойной, а не… А не Христиной Тиханской, от которой у всех одни неприятности!

– Слушаю вас, – сказала Елизавета немного раздражённо и, сев за стол, открыла дело. – Вы гроб сами повезёте?

Христина торопливо кивнула.

– Зачем? По закону Пушкаренко для вас посторонний человек, и вы не обязаны тратить на него время, деньги и нервы.

Елизавета Алексеевна смотрела внимательно, спокойно, но во взгляде её Христина прочла то ли настороженность, то ли недоверие, то ли презрение… Может быть, вдруг осенило девушку, она видит в решении сопровождать останки стремление искупить вину?

– Чтобы тело залишилося непохованим, – начала Христина и осеклась. В этом кабинете надо следить за своей речью! – Нельзя его оставлять непохороненным, – поправилась она, – он был очень, очень плохой человек, не тем будь помянут, но всё равно нельзя.