Елизавета Алексеевна неопределённо повела плечами.

– Это не потому, что я себя в чём-то ощущаю виноватой. Просто никто другой этого не станет делать из его родни, и мне надо исполнить последний долг.

– А давайте я вас под протокол опрошу, – вдруг сказала следовательница. – Вы расскажете, какой он был человек, были ли у него враги, и вообще всё, что знаете. Мы отправили запрос по его месту жительства через Интерпол, но сами понимаете, когда он ещё придёт. Пока у нас ничего нет по характеристике личности потерпевшего, а ваши показания помогли бы нам заполнить этот пробел.

Христина кивнула. Ей было стыдно и неловко рассказывать о себе этой уверенной и сильной женщине, которая никогда и никому не позволила бы над собой измываться, но если её признания хоть чуть-чуть помогут Максу, надо преодолеть своё смущение и признаться во всём.

Дождавшись, пока Елизавета Алексеевна заполнит бланк протокола допроса, Христина стиснула кулачки и начала свою невесёлую повесть. Стараясь говорить беспристрастно, она рассказала, как муж бил её с первого дня брака, как запугивал и угрожал выставить на улицу и как сначала она давила своё негодование жаждой любви и самообманом, а потом на смену пришёл тупой страх и прочно поселился в её сердце. Как она не верила, что человек может быть настолько подлым и жестоким, и искала причины в себе самой… Как муж рассказывал всей родне, что она тупая неумеха, и, приходя в гости, родня действительно видела тупую неумеху, потому что страх парализовал Христину.

Рассказала и про единственную отдушину в жизни – книги любимой писательницы, которые позволили ей сохранить остатки самоуважения и надежды, про группу «ВКонтакте» и про Анну Спиридоновну.

– Если бы не она, я бы сейчас оказалась или на кладбище, или в дурдоме, – вздохнула Христина, – и вот как я отплатила ей за помощь, какую навлекла беду.

– Положим, не вы, а ваш бывший муж, – буркнула Елизавета Алексевна, быстро водя ручкой по бумаге. – Что произошло дальше? Как вы разошлись?

– Дальше я завагитнила… Забеременела то есть. А там сами знаете, необходим покой на ранних сроках, а ему было надо. В итоге он меня избил до полусмерти, и ребёнка я потеряла…

Елизавета Алексеевна положила ручку, встала, налила воды в стакан и молча подала Христине.

Сделав большой глоток, девушка продолжала:

– Тут приехала Анна Спиридоновна и помогла мне развестись. Вот и всё.

– Уголовное дело заводили на него? – спросила Елизавета сухо, а Христина покачала головой:

– Нет, я забрала заявление.

– Почему? Неужели вам не хотелось, чтобы он получил по заслугам? Я могу ещё понять, что вы терпели, когда дело касалось лично вас, но вы потеряли ребёнка… Простите, если я по больному месту бью, но как следователь не могу не заметить, что это не просто банальные побои, тут он присел бы хорошо.

– Я сначала думала всё оставить как есть, – призналась Христина, – но ко мне стала родня ходить табунами. Мол, подло, семейная ссора, нельзя её на суд закона выносить. Погорячкував мужик, так что такого? Помирились и живите дале!

– Но вы хотя бы взяли с него отступного при разводе?

Христина с изумлением посмотрела на следовательницу. Такая мысль ей в голову не приходила.

– Ну да, – продолжала Елизавета Алексеевна, – он должен был вам дать что-то сверх того, что полагается при разделе имущества, чтобы не садиться. Иначе вы могли, посадив его в тюрьму, лет пять жить совершенно спокойно.

– Нет, я была счастлива уже тем, что вырвалась от него, – вздохнула Христина.

– Понятно. Что ж, жаль. Так бы можно было запросить материалы дела, из которого явствует, что потерпевший склонен к физическому насилию, но нет так нет.

– Теперь я вижу, как не права была тогда, – воскликнула Христина горячо, – всегда была жертвой, с первого и до последнего дня нашей жизни, и во время развода тоже… Забилась в куток, как овца, и ждала, пока мне откроют дверь, чтобы я выскользнула из клетки и убежала. Тому он и приехал ко мне зараз, знал, что я квочка безответная. Тогда меня одолел, думал, одолеет и теперь. И одолел бы, якби[13] Макс не вступился. Ой! То есть я не это имела в виду…

– Я поняла, – сказала Елизавета без улыбки. – Но неужели вы бы снова согласились жить с ним? После того, что он сделал? Это не для протокола, можете не отвечать.

– Нет! – замотала головой Христина. – Ни за что! Но, наверное, я бы просто ушла. Сама стала бы снимать комнату или что-то ещё придумала, но одна я бы с ним не справилась.

Елизавета спросила, является ли Макс женихом Христины, и девушка стала уверять, что он просто друг семьи, сообразив, что чем нейтральнее их отношения, тем меньше у Макса резонов для убийства.

– Я вообще не способна к любовным отношениям после всего, что было, и Макс это знает, – призналась она, невесело усмехнувшись. – Муж постарался, выбил из меня всю эту дурь.

Если в начале их разговора Елизавета Алексеевна бодро писала протокол, то теперь это давалось ей всё тяжелее. То и дело она, хмурясь, откладывала ручку и, скользнув взглядом по Христине, переводила его в окно, за которым сияло голубое и чистое небо.

«Февральская лазурь!» – подумала Христина книжно, опустила взгляд и замерла на стуле, чтобы не мешать Елизавете работать.

Наконец следователь поставила последнюю точку и подала лист Христине.

– Пожалуйста, ознакомьтесь и вот здесь напишите: с моих слов записано верно, мною прочитано. А я пока приготовлю нам кофе, идёт?

Читая протокол, Христина вдруг поймала себя на мысли, что, записанные на бумагу дешёвой шариковой ручкой, её мучения будто отделяются от неё самой, перестают быть неотъемлемой частью души, и читает она о них так, будто всё происходило не с ней, а с каким-то другим человеком. А может быть, и не происходило вовсе.

Написав требуемую фразу и по указке Елизаветы поставив автограф на каждой странице, Христина вернула ей документ, получив взамен дымящуюся чашку.

– Сахар, пожалуйста, – улыбнулась следователь, – молока, к сожалению, нет. Знаете, очень хорошо, что вы пришли ко мне и всё так откровенно рассказали. Я ведь не могла уяснить себе картину преступления. С какой радости бывший муж так нагло воцарился в вашем доме? На что он рассчитывал? Мне его поведение казалось настолько абсурдным, что я полагала, будто у вас с ним было просто любовное свидание, а Максимилиану Максимилиановичу это не понравилось, завязалась драка, ну а потом вы уж с ним решили говорить, будто Пушкаренко самовольно вторгся…

– Та як же! – воскликнула Христина. – Я ж ходила до вашего дежурного! Просила его выгнать Пушкаренко!

Елизавета Алексеевна поставила свою чашку, найдя в нагромождении бумаг на столе маленький свободный кусочек.

– Простите? – переспросила она. – Вы приходили сюда? Заявление оставили?