А затем перешла к подробным указаниям. Ведь скоро она уснёт и уже ничего не вспомнит и не объяснит. Каждый день лунным братьям предстоит намазывать ей нос какао. Каждое утро — класть под язык шоколадную конфету, а по вечерам — шоколадный трюфель и другие сладости. Мы никогда не узнаем, были ли эти средства действительно полезны для её здоровья или же она всё придумала. Хотя, по правде сказать, разве это важно?

Затем Келония строго-настрого наказала Тау и Майе доставить её послания Дядюшке Дубу. Но посланий было так много и некоторые из них звучали так таинственно, например «Борей не хочет говорить с океаном», или «Орион не приходил», или «Не отказывайся от малиновых трюфелей и сливочного сыра, которые предложит Тартюф», что перечислять их в нашей книге не имело смысла.

И наконец она объяснила, как правильно извлечь из неё сердце — орган куда более нежный и уязвимый, чем цветок орхидеи. Напомнила, что на месте сердца следует оставить перо Феникса, конфету и трюфель (лучше малиновый). Рассказала, как доставить сердце Тётушке Осине и как затем, если всё пройдёт удачно, откопать Келонию из-под огромной снежной дюны в форме трюфеля.

Они именно так и сделали.

В грудь черепахи они вползали на четвереньках. Перед ними открылось довольно широкое пространство, где было тепло и сладко пахло корицей. Они быстро отыскали сердце — оно покоилось на ложе из свежих листьев и тихонько сияло, рассеивая окружающий его полумрак. Из чего было сделано это сердце — из дерева, из камня? Оно едва заметно трепетало, словно сшитое из тончайшего шёлка, хотя на ощупь казалось прочным, как самая грубая кожа. Размером оно было не крупнее арбуза, однако весило раза в три больше. Чего только не доводилось видеть и слышать этому древнему сердцу!

Всякий раз, когда оно делало очередной удар, вокруг всё вздрагивало, и детям приходилось поддерживать друг друга, чтобы сердце не выпало из рук.

«Бомс!» — делало оно очередной удар. И время на миг будто бы чуточку замедлялось.

Когда они выбрались наружу, оставив на месте черепашьего сердца пёрышко Феникса (а также трюфель и конфету), черепаха едва дышала: в этом можно было убедиться, поднеся к одной из её ноздрей волосок — он чуть заметно трепетал. Но дыхание было таким редким, что за сутки черепаха делала всего один вдох и один выдох.

Доктор Смоленски снова разволновалась. Она бросилась было фотографировать, но камера выпала у неё из рук и разбилась. Попыталась собрать обломки и тогда упала уже сама, серьёзно повредив голеностоп. Теперь она стонала от боли и одновременно вскрикивала от радости:

— О, если бы меня сейчас видел Дарвин! Или Галилей! Или мой отец!

И, сидя на льду, она вдруг принялась пританцовывать всем телом и размахивать руками: она исполняла фанданго. Что поделаешь, учёные есть учёные!

Ванильная Девочка, смеясь, сказала, что доктор Смоленски только что изобрела «новейший способ отпраздновать научное открытие», и объявила, что остаётся в лагере. Теперь, с повреждённой лодыжкой, её наставница и друг нуждалась в помощи и поддержке.

Ху Лун посадил на спину Тау и Майю, которые на всякий случай положили черепашье сердце в коробку и накрепко привязали её к драконьей спине, и полетел обратно с невероятной даже для тигрового дракона скоростью. Слёзы текли из глаз Тау и Майи и застывали на щеках, а зубы замерзали во рту. Они не заметили, как далеко внизу по поверхности океана прошла гигантская волна и скрылась за горизонтом.

Им повезло, что они торопились: жизнь Тётушки Осины так слабо теплилась в глубине её ствола, а Дядюшка Дуб так глубоко из-за этого переживал, что их тоска превратилась в серый туман, который окутал весь лес.

Мисс Дикинсон и Мальчик Йогурт без устали ухаживали за деревом. Под кроной Дядюшки Дуба стояла почти полная тишина. Чуть выше, в одной из каморок, внутри ствола, трудился старый Гварнери: шлифовал, вырезал и склеивал детали будущего сердца. Впервые за многие века он работал в полном молчании. Но и дело спорилось как никогда. Как-то утром мастер попросил двух кукушек, чтобы те куковали по пять секунд каждые полчаса: ему хотелось, чтобы раздавались хоть какие-то звуки, но при этом не отвлекали его.

В конце концов он попросил умолкнуть даже этих двух птиц. Создать качественное живое сердце — работа, требующая предельной сосредоточенности и самоотдачи.

Туман, смешанный с тишиной, становился всё более густым и непроницаемым.

Даже Ахаб и мисс Дикинсон, которым всегда было что сказать друг другу, по большей части молчали. А чтобы перекинуться словом, им приходилось идти далеко в чащу. Но даже там они говорили так близко склонившись друг к другу, что губы одного касались уха другого.

Когда Тау и Майя наконец-то добрались до поляны, первым их заметил Ахаб.

— Ху Лун! — радостно проревел он.

Охотник впервые так надолго расстался со своим драконом и очень по нему скучал.

Но кого это принёс с собой Ху Лун, прижимая к брюху короткими, но сильными лапами? Да это же Тартюф и Бомбоно! Оказавшись в лесном тумане, шоколадные близнецы как по команде зачихали. И сразу же на лес дождём хлынули трюфели и конфеты! Обезумевший Петибертус метался по опушке. Мальчик Йогурт набрал полные карманы конфет. Всё завертелось, всё пришло в движение. И только Дядюшка Дуб, не обращая внимания на суету, немедленно потребовал сердце старой Келонии.

— Быстрее! Давайте его сюда! Вот оно, смотри, Осина! Келония, как нам тебя благодарить? Спасибо, огромное спасибо всем, кто помог. И вам, маленькие храбрецы, тоже большое спасибо… Но где же Гварнери? Неужто снова уснул?

Но Гварнери уже поспешно спускался с дерева. Мы упоминали, что этот старичок выглядел необычайно забавно? Редкие белые волосы, длинные и вьющиеся, пушились вокруг его головы наподобие белого облака. Усы смахивали на раздавленный и пожелтевший от табака артишок. Размышляя, он то и дело их приглаживал. А временами кусал и грыз! Рубашку он не заправил в брюки и застёгнул на две полуоторванные пуговицы, одну ногу обул в тапочек, другую — в носок. Из карманов, из-под мышек, из-за ушей — отовсюду торчали инструменты, планы, чертежи, компасы, кусочки древесины ценных пород, бережно хранимые десятилетиями, а может, и веками. Немудрено: несколько ночей подряд бедняга не смыкал глаз.

— Ещё не готово! Как бы я ни спешил, работа продлится не один день.

Позже, когда Тау и Майя остались одни, они пришли к мысли, что из-за профессии, возраста и продолжительного сна в стволе Дядюшки Дуба старый мастер выглядел деревянным. Руки напоминали отполированный палисандр[21], из которого делают баро́чные блокфлейты[22]. Нос — черешневое дерево. На щеках, белых, как берёзовая кора, виднелись две тёмные родинки, словно пятнышки на бересте. И всё это казалось отшлифованным и покрытым лаком — ну в точности инструменты Гварнери!