Старый мастер подхватил сердце Келонии и с удивительным проворством поместил его внутрь Тётушки Осины.

Иногда он требовал подать ему какой-нибудь инструмент, который только что держал в руке, но куда-то задевал. Через некоторое время просил другой.

Останавливался. Покусывал ус. Бормотал что-то неразборчивое.

Просил принести ему конфету или шоколадный трюфель, которые близнецы дождём рассы́пали вокруг себя, и снова исчезал в стволе дерева.

Так прошло два часа.

Наконец Гварнери в изнеможении уселся на бревно. Мастер казался безумным: глаза широко открыты, волосы всклокочены.

Повисла гнетущая тишина.

«Бумс!» — послышалось внезапно.

Все затаили дыхание. Прошла ещё одна минута.

«Бумс!» — прогремело вновь, и земля дрогнула. Это билось сердце Келонии, ожившее внутри Тётушки Осины.

И впервые за долгое время — а мы уже говорили, что Тётушка Осина была по природе своей довольно молчаливой — дерево заговорило:

— Привет… О, я всё ещё жива!

Все затаили дыхание. Тётушка Осина принадлежала к разряду существ, которым, чтобы сформулировать мысль, нужно на несколько секунд больше, чем остальным.

— Спасибо… Спасибо всем… — продолжила она. — Тау… Майя… Сердце Келонии!

И тихонько скрипнула, будто бы улыбнулась.

Гварнери выполнил свою работу так быстро и грамотно, что, если бы не узенький шов, оставшийся на коре Тётушки Осины, никому бы и в голову не пришло, что совсем недавно дерево чуть не погибло от нападения Дракона Песчаного Камня.

Как все обрадовались! Дядюшка Дуб пропел одну за другой две арии, причём ухитрился сделать это за несколько секунд. Его пение напоминало гром. А потом так энергично закачал ветвями, что туман рассеялся без остатка.

Все запрыгали, каждому хотелось прикоснуться к ожившей осине. А дерево в знак благодарности лишь тихонько подрагивало. Однако верхние его ветви почти не шевелились: много дней назад они прочно переплелись с ветвями Дядюшки Дуба. Лес облегчённо вздохнул.

Тау, который любил шутить и смешить всех, принялся отплясывать фанданго, в точности как доктор Смоленски в моменты ликования. А поскольку мисс Дикинсон до безумия обожала танцы, она присоединилась к Тау. Через несколько секунд в пляс пустилась вся поляна — кроме Ахаба, который от смущения спрятался в одной из каморок Дядюшки Дуба. Плясали медведи, шоколадные близнецы, мисс Дикинсон, Мальчик Йогурт (Тау и Майя тоже танцевали, то и дело спотыкаясь о Петибертуса), дракончик Микоу и мальчик Гильгамеш, который все эти лихие дни сидел, замерев, на самой высокой ветке Дядюшки Дуба как воплощение печали.

Плясали птица Феникс, Кванц и могущественная, но страдающая аллергией, а потому застенчивая Крошка Фея, плясал старый волк, которого после битвы с Драконом Песчаного Камня прозвали Сломанный Клык. Плясали Ху Лун и Дядюшка Дуб, и даже туман, который долгое время окутывал лес, тоже плясал, всё больше рассеиваясь. Плясали все, кроме Ахаба — про него мы уже говорили. Осталось добавить, что не танцевал ещё старый Гварнери: он потихоньку заперся у себя в мастерской и погрузился в работу над будущим сердцем Тётушки Осины. Сердце Келонии билось исправно, но это была всего лишь временная замена. Новое сердце мастер сделает на века.

Празднование ещё не закончилось, а Ху Лун уже о чём-то серьёзно беседовал с Дядюшкой Дубом. А затем исчез: отправился обратно на Южный полюс вместе с Тартюфом и Бомбоно. Медлить было нельзя: следовало как можно быстрее положить конфету и трюфель под язык старой Келонии. Излишне говорить, что перед отъездом близнецы щедро осыпали желающих шоколадом всех сортов, заполнив шкафы, комоды, сундуки и прочие хранилища.

А ещё Гварнери попросил Ху Луна привезти ему глыбу векового льда. Оказывается, она также требовалась для создания искусственного сердца.

Мастер работал без перерыва и очень напряжённо. Однажды произошло вот что. Тау и Майя встретили его в зарослях возле дуба: он искал ядовитые грибы, чтобы их соком укрепить деревянную деталь, которую затем покроет лаком. Он даже попросил помочь. И практически в тот же миг они увидели, как тот же самый Гварнери выглядывает из своей каморки-мастерской. Брат и сестра не знали, что и думать. Это было невероятно. Выходит, он умел по собственной воле раздваиваться, чтобы успевать вдвое больше! И таким образом он умножал на два число своих дней: пока остальное человечество жило в одном дне, он обитал сразу в двух! А может, он сконструировал механического двойника?

Тау и Майя так и не узнали, в чём секрет.

Но главное — сердце было готово вовремя. Операция по пересадке жизненно важного органа — задача непростая, но Гварнери произвёл её с высочайшим мастерством, несмотря на то что целых две недели не спал ни минуты. Позже он отоспится всласть — лет двадцать, а то и больше.

Феникс и маленький Микоу неотлучно находились при Гварнери всё время, пока шла операция. Вдруг что-нибудь срочно понадобится?

Новое сердце издавало едва уловимый деревянный скрип, а иной раз резкий звук, похожий на тот, который слышится из старых часов с кукушкой. А бывало, внутри него что-то щёлкало, как будто сложный инструмент вот-вот взорвётся. Но Гварнери лишь посмеивался и качал головой:

— О, не переживайте! Это всего лишь пружина дефибрации предсердия желудочковой перегородки из эбенового дерева: она относится к левому резонансному каналу, который выполняет роль эхо-камертона для функционирования основного насоса.

Или что-нибудь такое же научное и непонятное.

— По правде сказать, — добавлял он, — я и сам толком не знаю, стоило ли вставлять эту пружину, но вышло неплохо… Одним словом, не переживайте!

Впрочем, никто особо и не переживал.

Майя и Тау отвечали за то, чтобы старое сердце черепахи Келонии вовремя вернулось к своей хозяйке. Им очень хотелось, чтобы это произошло как можно скорее.

Ху Лун, как всегда, не подвёл: быстро доставил их до места.

Ванильную Девочку и доктора Смоленски они нашли в лаборатории: обе с головой погрузились в научные эксперименты. Оказалось, они только что открыли совершенно новый вид гриба: ледяной гриб «Грибус Неопределённус Полярикус». Весь изо льда, он рос внутри айсберга. И в целом ничем не отличался от обычного льда, который окружал его со всех сторон. Тем не менее его существование внутри замёрзшей воды было несомненно! Единственное условие — требовался скульптор, искусный, как Микеланджело: только он мог освободить этот гриб от лишнего льда и придать ему нужную форму.

И они отправились к Келонии. Посреди ледяного поля возвышалась снежная гора, похожая на огромный трюфель: всё было в точности как предсказывала черепаха. Даже то, что о ней заботились Тартюф и Бомбоно.

Когда Тау и Майя оказались внутри черепахи и вернули волшебное сердце на ложе из листьев, им стало тревожно.

А что, если сердце не застучит? Ведь раньше таких рискованных экспериментов не проводилось. Могло же сердце не завестись?