– Войну за турецкое наследство удалось прекратить без общеевропейского конфликта, однако напряжение в международной обстановке только усиливается. Сергей Дмитриевич Сазонов сообщил мне, что в германский рейхстаг внесен запрос на военные кредиты. Франция восстановила трехлетний срок службы, что означает увеличение состава армии мирного времени в полтора раза. Что вы на это скажете, Владимир Николаевич?

– Мне, конечно, известно о военных кредитах Германии. Я имел на этот счет довольно неприятный разговор с канцлером. Выступая в рейхстаге, господин Бетман-Гольвег мотивировал необходимость получения новых кредитов совершенно неожиданными соображениями. Он сказал о надвигающейся славянской волне, ссылаясь на успех балканских стран.

– Заявление действительно неожиданное и весьма странное, – согласился император. – Неужели такие малые государства, как Болгария, Сербия, Черногория, Греция, могут всерьез угрожать Германии?!

– Канцлер, ваше величество, этим подтвердил мысль, которую уже не раз выражал в довольно резкой форме германский император. Если еще осенью 1912 года Вильгельм Второй благосклонно относился к победам балканских стран, то теперь он изменил свое мнение. Поражение Турции все больше представляется ему в ином свете. Кайзер начинает считать неизбежной борьбу славян и германцев.

– Вот как Вильгельм ставит вопрос?! Интересно. Я уже не раз, особенно во время последней встречи в Палдиски, замечал, что Вильгельм все больше проникается представлением о неизбежности войны. Посему совещание закончилось практически безрезультатно. Это опасный признак. Менее чем через два месяца у меня будет возможность поговорить с кайзером. Трудно рассчитывать, что к тому времени взгляды Вильгельма изменятся, но… посмотрим.

В начале мая 1913 года император пригласил в Царское Село министра иностранных дел Сазонова и сказал:

– Одиннадцатого мая в Берлине начнутся торжества по поводу свадьбы единственной дочери германского кайзера, принцессы Виктории Луизы, с принцем Эрнстом Августом Ганноверским из династии Вельфов. Я получил приглашение на это бракосочетание.

Сазонов ответил:

– Ваше величество, германский посол спросил меня, примете ли вы приглашение. Я ответил графу Пурталесу, что ничего не могу сказать по этому поводу, так как намерения моего государя мне неизвестны.

– Я еще не решил, ехать на свадьбу или нет. Императрица не отправится туда ни в коем случае, что, наверное, не удивит вас.

– Мне хорошо известны довольно холодные отношения императрицы со своим двоюродным братом Вильгельмом. Я знаю, насколько тягостны ей всяческие торжества не только за границей, но и в России.

Государь кивнул и продолжил:

– Я бы поехал в Берлин, но ведь и тут будет выдвинута на первый план политика. Год назад мы с Вильгельмом встречались в балтийском порту, теперь совещание в Берлине. Не много ли это за столь короткий период? С другой стороны, хотелось бы узнать, каких взглядов на вопрос войны и мира сейчас придерживается Германия.

Министр ответил:

– Совещание в Палдиски действительно носило политический характер, но теперь речь идет только об участии в торжествах. Во избежание всяческих ложных толкований министерство может объяснить представителям дружественных правительств, что ваш визит в Берлин носит исключительно семейный характер. Ни о какой политике речи там вестись не будет. Посему я и не сопровождаю вас. Важно и то, что короткая поездка за границу прервет тяжелое однообразие вашей домашней жизни.

Император взглянул на Сазонова:

– Как вы сказали, Сергей Дмитриевич? «Прервет тяжелое однообразие домашней жизни»?

– А разве это не так, ваше величество?

Николай Второй прошелся по кабинету.

– Вы правы. Болезнь сына сделала Александру Федоровну замкнутой, ее воля угнетена, что не может не отражаться на атмосфере в семье, к которой я испытываю самую горячую любовь. Поэтому, пожалуй, я поеду. А вы, Сергей Дмитриевич, обеспечьте то, что обещали, я имею в виду в обоснование мотива моего визита в Берлин.

– Да, конечно.

Торжества в Германии были расписаны на четыре дня.

В день вручения подарков Николай преподнес принцессе Виктории Луизе ожерелье из аквамарина и бриллиантов.

В тот же день Вильгельм и Николай выехали в Берлин. Русский царь был поражен тем, как местные жители встречали их. Сначала ему показалось, что восторг относился к германскому императору, но при возвращении во дворец, когда кайзер вынужден был оставить Николая, народ столь же пылко приветствовал и его.

Очень важный разговор двух императоров состоялся в небольшом кабинете, где обычно проходили неофициальные встречи.

Кайзер откинулся на спинку кресла и заявил:

– Не знаю, как тебя, Ники, а меня уже утомили эти мероприятия.

Один на один они разговаривали по-родственному, обращались друг к другу на «ты» и по именам.

– Меня они тоже изрядно утомили, Вилли. Но самый главный день завтра – венчание и гала-ужин.

– Да, утешает лишь то, что на этом все закончится.

– Вилли, твоя дочь выходит замуж за представителя рода Вельфов, с которыми Гогенцоллерны, к коим принадлежишь ты, находятся, мягко говоря, не в самых лучших отношениях. И вдруг свадьба!..

Вильгельм улыбнулся:

– Любовь, Ники, способна творить чудеса. Да ты вспомни, как сам добивался руки Алисы Дармштадтской, ныне императрицы Александры Федоровны, был готов ради нее отказаться от права на престол. Вас разделяло и куда более серьезное препятствие – вероисповедание. Но ты же добился своего. Отец и мать не стали препятствовать вашему бракосочетанию.

– Когда это было?

– Да, кстати, Ники, как чувствует себя цесаревич Алексей?

Николай Второй посмотрел на германского кайзера:

– Тебе известно о его болезни?

– Иначе разве я стал бы спрашивать?

– Пока, слава богу, с болезнью удается справляться.

– Я слышал, в этом заслуга старца Григория Распутина, внезапно появившегося в Петербурге.

– Да.

– Григорий Распутин действительно обладает незаурядными лекарскими способностями?

– Без него я уже лишился бы сына. Но давай не будем продолжать эту тему.

Вильгельм пожал плечами:

– Хорошо. Поговорим о делах государственных. В последнее время российская печать публикует статьи, никак не способствующие укреплению дружбы между Германией и Россией.

– То же самое я могу сказать и о германской печати. Но пресса есть пресса. Не запрещать же неугодные издания. Это вызовет только негативные последствия. Тем более что последние события создают питательную среду для публикаций подобного рода. Международная обстановка, в общем, только ухудшилась.