разработанный ее родителями. Они, ее доблестные наставники, позволили себе сделать выбор за дочь – чем ей лучше заниматься, в какие кружки ходить, с кем общаться и какую карьеру для себя выбрать. Таким образом, в детстве Эстер занималась гимнастикой для формирования твердого характера, журналистикой, чтобы развить красивую лаконичную речь, а в старших классах обучалась изготавливать ювелирные изделия для воспитания в себе усидчивости.

После школы Эстер, объект гордости своих родителей, поступила в университет, чтобы затем связать свою жизнь с юриспруденцией, но через несколько лет наотрез отказалась продолжать учебу. Тогда в их доме в первый раз прогремел грандиозный скандал. Кэтрин – мама Эстер – припомнила дочери все ее ошибки, в том числе и те, которых Эстер не совершала. Кэтрин твердила, что если бы не их усилия с отцом, то из нее не вышло бы ничего дельного, а отец семейства – Мэтт – старался не вмешиваться в воспитательный процесс, предоставив жене полную свободу действий.

Тогда лишенная права выбора Эстер и повстречала Джека – как символ протеста перед властными родителями. Он был покладист и спокоен, никогда не диктовал правил, не старался подавить ее волю. Джек упрямо выполнял требующиеся от него обязательства и был готов выступить вторым отцом для не привыкшей к суровым условиям жизни Эстер.

На тот момент это был необходимый союз для них обоих. Джек влюбился в Эстер с первого взгляда и буквально потерял голову, а Эстер с удовольствием оставила родительский дом в надежде на крепкий стабильный брак.

Так и завершилось ее небольшое путешествие по жизни, в котором недоставало многих частей, влекущих Эстер в многозначительно молчаливые дали.

После возвращения из Лос-Анджелеса Эстер часто стала прогуливаться в компании своего одиночества, подобно страннику. Она выбирала безлюдные пляжи и долго бродила по побережью, вглядываясь в линию горизонта. Эстер пыталась дать объяснение всему, что с ней происходило. Найти оправдание для отрешенного Джека, определить смысл своего короткого пребывания в мире, старалась прислушаться к внутреннему голосу, не умолкающему ни на секунду. Эстер терзали сомнения, верные друзья думающих людей. Девушке казалось, что у нее нет морального права оставить Джека и сорваться в неизвестность, но само зародившееся желание не оставляло ее в покое. Мысль, озвученная Джонни в отеле, дала всходы и грозила со временем перерасти в нечто большее.

Эстер плакала. Ночами, когда Джек уже спал. Днями, когда Джека не было рядом. Вечерами, когда Джек сбегал в спальню и оставлял ее наедине со своими страхами. Она думала о предложении Джонни три мучительные недели. Навязчивая мысль крутилась у нее в голове, когда Джек не приходил вовремя на ужин, когда он не соглашался сходить с ней на прогулку, когда игнорировал ее слабые уговоры на поездку в город. Каждый раз, когда Джек проявлял холодность и невнимание, Эстер мысленно представляла адрес на мятом клочке бумаги, и дышать ей становилось легче. Она знала, что никогда не решится на подобное, но сама мысль о возможности изменений придавала ей сил.

Эстер помимо своей воли цеплялась подолом платья за бумажку, когда проходила мимо книжного шкафа, задевала ее мыслями, когда просыпалась, задерживала дыхание, возвращаясь из душа. Так или иначе, мистический адрес стал для Эстер идеей фикс, преследовавшей ее словно тень в ночи. К четвертой неделе мысль настолько укрепилась в ее сознании, что бороться с ней стало практически невозможно.

Сценарий другой жизни, безусловно лучшей, тревожащей, желанной, представлялся Эстер так явственно, что она потеряла всякий сон. И тем сильнее росло ее раздражение по отношению к Джеку.

Год жизни она потратила, чтобы стать той, кем не являлась. Год жизни отдала, чтобы осознать, что для нее важно. Целый год она пребывала в одиночестве, несмотря на то что у нее был муж.

Эстер поняла, что несчастье не всегда имеет яркий оттенок. Иногда несчастье может точить человека годами. Истончать его веру в будущее, рождать постоянные сомнения, выматывать душу и тело. Несчастье для Эстер превратилось в собирательный образ, не состоящий из конечных остановок. Теперь это было не только безусловное горе, болезнь близких или смерть, но нечто более тонкое. Нечто, к чему нужно внимательно прислушаться в тишине одинокой комнаты. Сесть, затаить дыхание, увидеть, как при свете солнечного дня летает пыль в воздухе, услышать, как последняя капля из крана падает в раковину, как за окном ветер колышет листву, и, может быть, тогда, в момент полной отрешенности от мира и от собственного голоса разума, где-то из глубины души пробьется еле слышное ощущение себя, робкое, боязливое, но настоящее. Тогда станет понятно, что мы чувствуем, чего хотим, чего по-настоящему боимся.

Прогуливаясь часами по берегу бескрайнего океана, Эстер думала, что несчастье – это не дурацкая история из детства о работе дворником. Несчастье – это говорить с человеком на одном языке, но не понимать его. Несчастье – это каждый день делать то, что не хочется. Несчастье – это иметь ребенка, но постоянно на него злиться. Несчастье – это заниматься сексом не из-за страсти, а из чувства долга. Несчастье – это каждый день мечтать, чтобы все поменялось, но не прилагать к этому никаких усилий. И, в конце концов, несчастье – это быть одинокой, когда рядом с тобой находится самый близкий из людей.

Да, долгое время перед тем, как сделать выбор, Эстер чувствовала себя обделенной, пустой и совершенно незначительной. Решение снизошло на нее во вторник. Обычный вторник, каких были тысячи. Но именно тогда Эстер поняла, что она полна горечи, неисполненных желаний и несбывшихся надежд.

Вечерело. Закатное багряное солнце уже почти скрылось за косым горизонтом, а бесконечное небо окрасилось десятками оттенков розового. Океан в такие моменты отражает небо и сливается с горизонтом в одно необъятное пространство. Не видно ни конца ни края этого мира, одна лишь лоснящаяся розовая гладь.

Сегодня Эстер была вынуждена остаться дома. Она сидела на террасе и пила вино из изящного бокала на тонкой ножке. Эстер пыталась читать, но никак не могла вникнуть в содержание книги – собственные мысли ее отвлекали. Она волновалась. Тревога отзывалась и нарастала в ней из-за каждого еле слышного шороха, резкого звука или даже голосов соседей, беседующих где-то рядом.

Их квартира, которую Джек снимал уже около пяти лет, располагалась в десяти минутах ходьбы от океана, и океанский бриз был вечным спутником этого места. Его прохлада не могла унять жар, разгоревшийся в Эстер. Наоборот, он лишь распалял внутреннюю борьбу. Ветер порывисто переворачивал страницы книги, поднимал в воздух подол шифоновой юбки Эстер, с