Дверь мне открыла Настя.

– Слава богу, что вы приехали, – вешая мою шубку на вешалку, шепотом сказала она. – Мама просто места себе не находит. Честное слово, я и сама не знаю, что думать. На тетю Риту это так не похоже! Мы привыкли к тому, что всегда знаем, где она и что с ней.

– И она ни о чем не предупреждала? – снимая сапожки и проходя в комнату, спросила я.

– Нет, – ответила Настя, идя следом.

Алевтина Михайловна сидела на диване с повязкой на голове. Перед ней на столике стояли пузырьки с лекарствами, таблетки и мисочка с каким-то раствором. Периодически женщина смачивала в нем высыхающую повязку и снова прикладывала ко лбу. Вид у Алевтины Михайловны был страдальческим.

– Здравствуйте, Татьяна, спасибо, что приехали, – слабым голосом проговорила она. – Прямо не знаю, что за полоса такая черная пошла в нашей жизни! И главное, мне совершенно некому помочь! Спасибо Настенька заботится, помогает, да что девчонка может! К тому же она работает. А остальные… Артемий Владимирович совсем разболелся, даже из комнаты не выходит, Риты нет, к Аркадию теперь вроде как и неудобно обращаться, он же теперь все равно что чужой человек…

– Зря ты так говоришь, мама, – тихо проговорила Настя. – Аркадий всегда хорошо к нам относился.

– Это пока родной был, а теперь… – Алевтина Михайловна горестно махнула рукой. – Кирюшу-то нам с тобой, Настюша, теперь поднимать. Аркадий со временем другую себе найдет, зачем ей чужой ребенок нужен? На отца нашего надежды нет никакой – за ним самим уход нужен. Только мы с тобой и остались. Ну, может, Иннокентий Станиславович поможет… деньгами разве только. Да и ты, может быть, скоро замуж выйдешь. Совсем я одна останусь… Вот Кирюша и будет мне утешением на старости лет. Да только и у меня уже силы не те, что в молодости. Смерть Наташеньки сильно меня подкосила.

Алевтина Михайловна закрыла глаза руками, повязка ее сползла со лба. Женщина тихо плакала. Настя метнулась к столику, накапала матери лекарство в хрустальную рюмочку, заставила выпить, заботливо поправила повязку.

– Давайте все-таки вернемся к исчезновению Маргариты Михайловны, – напомнила я, посмотрев на часы.

– Ой, да! – спохватилась Алевтина Михайловна. – Простите меня за это лирическое отступление, просто я сижу тут одна целыми днями со своими черными мыслями… Я даже Иннокентию Станиславовичу звонила, но у него сотовый отключен, а дома… Сама-то я не звоню, а Настюше жена его сказала, что он на совещании. Так что на вас вся надежда.

– Постараемся разобраться, – кивнула я. – Для начала скажите, что за деньги вы дали Маргарите Михайловне и какую сумму.

Алевтина Михайловна бросила осторожный взгляд в сторону Насти. Понятливая девушка сразу же поднялась.

– Пойду чайник поставлю, – сказала она. – Татьяна Александровна, вы будете чай или кофе? – спросила она.

– Лучше кофе, – выбрала я, предполагая, что лечь спать мне сегодня рано не придется.

Затем я обратила все свое внимание на Алевтину Михайловну. Та со вздохом проговорила:

– Маргарита сказала мне, что хочет поехать в санаторий.

– В санаторий? Зимой? У нее что, так плохо со здоровьем? – удивилась я. – Она производит впечатление очень крепкой женщины.

– Вот и мне это показалось подозрительным, – покачала головой Алевтина Михайловна. – Никогда Рита на здоровье не жаловалась. А потом… Только несколько дней прошло после смерти Наташеньки, и вдруг она меня оставляет одну! Раньше в трудных ситуациях она никогда так не поступала, всегда рядом была, даже чуть ли не навязывалась. Жила фактически у нас, только ночевать домой уходила. А тут – новости! В санаторий!

– То есть вы ей не поверили? – уточнила я.

Алевтина Михайловна вздохнула.

– Честно говоря, не поверила, – призналась она.

– Тем не менее деньги дали?

– Дала, – смущенно посмотрела мимо меня Алевтина Михайловна, словно чувствуя себя виноватой, и добавила еще тише: – Двадцать тысяч…

Сумма показалась мне великоватой.

– Ну, как я могу ей отказать? – тут же принялась оправдываться Алевтина Михайловна. – Все-таки она моя сестра! И потом, она уверяла, что отдаст эти деньги частями. Хотя у нас сейчас, сами понимаете, не очень-то материально благополучная ситуация. Похороны вон только как дорого обошлись… Господи, что я такое говорю! – Она всплеснула руками и снова залилась слезами.

– Успокойтесь, пожалуйста, – твердо произнесла я. – Давайте по порядку. Вы дали деньги сестре сегодня утром, так?

– Так, – кивнула Алевтина Михайловна, вытирая слезы кружевным надушенным платочком.

– И она сразу ушла?

– Да, сказала, что пойдет в собес оформлять путевку, а потом домой. И вот ее нигде нет!

– В собес, значит… – проговорила я задумчиво. – Вообще-то мне нечасто приходится сталкиваться с этой службой, но сегодня вообще-то суббота. Насколько мне известно, собес работает только в будние дни.

– Ой, вы знаете, а я об этом даже не подумала… – Глаза Алевтины Михайловны широко раскрылись. – У меня все дни недели в голове перепутались. Это что же, выходит, Рита меня обманула?

Я ничего не ответила, только попросила:

– Алевтина Михайловна, постарайтесь, пожалуйста, вспомнить: не просила ли у вас сестра в последнее время еще денег на какие-нибудь нужды? Может быть, не столь значительные суммы…

– Вы знаете, просила! – воскликнула Алевтина Михайловна. – Она знает, что нам Иннокентий Станиславович регулярно помогает деньгами, так что мы хоть и не в роскоши живем, но и не бедствуем. А она одинокая, живет только на пенсию. Вот она и просила – то кран поменять ей нужно, то телевизор обновить, то сапоги зимние купить… Мне не жалко для сестры, но, честно говоря, новых сапог я на ней так и не видела. Но я не придавала этому значения! Думала, может быть, бережет на будущее… Да и про новый кран она ничего не рассказывала, и про телевизор… – голос Алевтины Михайловны совсем упал. – А ведь она так любит похвастаться обновками! Всем покажет-расскажет. Что же это происходит-то, а?

Обманутая сестра беспомощно и растерянно посмотрела на меня.

– Пока не знаю, – честно ответила я. – Ясно только, что у вашей сестры финансовые проблемы. Первое, что мне пришло в голову, – ее кто-то шантажирует. У вас есть какие-нибудь соображения на этот счет?

– Господи, шантажирует! – глаза Алевтины Михайловны расширились от ужаса. – Да чем же, за что же? Уж мы, кажется, все о ней знаем, всю жизнь бок о бок живем. Нечем ее шантажировать! Да и кому? Она всю жизнь бухгалтером проработала, почти все время на одном предприятии, а теперь уж десять лет как на пенсии. Вся жизнь ее передо мной как на ладони была. Кому ее шантажировать-то?

– Может быть, я и ошибаюсь, – наморщив лоб, ответила я. – Но это первая версия, которая пришла мне в голову.