Проанализировав многочисленные письменные источники, Дени Крузе пришел к выводу, что «эсхатологическое видение мира» было характерным для людей той эпохи и порожденный им страх поколебал традиционные коллективные верования. По его мнению, не совпадающему с мнением ряда авторитетных историков, культура эпохи Возрождения по сути своей глубоко пессимистична и мрачна, в ней нет надежды на будущее, она проникнута паническими настроениями и убежденностью во всемогуществе зла, присутствие которого, похоже, ощущалось повсюду и всеми слоями населения. Так, в альманахе 1542 года говорилось, что из-за влияния Сатурна над всем миром скопились тучи Зла и единственное средство защиты — это приносить щедрые пожертвования Творцу, дабы утихомирить его гнев.

Связь между светилами, возвещавшими бедствия, и необходимостью искупать свои грехи позволяет понять, отчего толпы католиков устраивали массовые убийства протестантов: католики обвиняли протестантов в том, что те являются приспешниками Сатаны и навлекают на людей гнев Господень.

Тем не менее, несмотря на всевозможные угрозы, реформаторское учение Кальвина продолжало свое победоносное шествие, ибо, по словам Дени Крузе, учение реформатов было «своеобразной защитой против царившего в то время страха».

В 1550—1560-е годы многие христиане, ожидавшие конца света, разуверившись в возможности спасения, находили в учении Кальвина теологическую опору, помогавшую им превозмочь царящий повсюду страх. Совершив подлинный культурный переворот, а именно устранив коллективный страх, кальвинизм привлек к себе множество адептов. Последователь учения Кальвина знал: он оправдан самой своей верой, именно его вера обеспечивает ему статус божьего избранника и спасение. Идея предопределения, впервые высказанная Кальвином в 1539—1541 годы в труде под названием «Наставление в христианской вере», утверждала божественный выбор. Кальвин в еще большей степени, чем Лютер, содействовал успокоению христиан. Как утверждает историк Жан Буассе, предопределение вносило спокойствие в душу верующего: наконец-то он мог быть уверен, что получит спасение, так как Господь избрал его и позволил ему нести в себе свою веру. Отныне человек был ничто, а Господь все. Эта всеобъемлющая ответственность Господа ободряла верующих. Порочный круг всеобщей виновности был разорван, цикл слухов и апокалиптических предсказаний был прерван.

В самом деле, уже в первом издании своего труда Кальвин не комментировал Апокалипсис, а просто советовал ждать явления Спасителя. Христианин не мог познать Господа, потому что природа человека была испорчена и делала его неспособным к божественному познанию.

Как пишет Дени Крузе, у Кальвина имелось мощное противоядие от «страшилок», публиковавшихся в альманахах: он освобождал человека от навязчивой заботы о собственном спасении и от сомнения. И как следствие, на основе новых принципов была сконструирована новая рациональная система, не нуждавшаяся в ритуалах, за которые столь яростно цеплялось католическое население; эти ритуалы были отброшены кальвинистами как идолопоклонничество и суеверие. Так, Адриен Фуре, бывший в 1561 году священником в Бове и считавшийся жителями города протестантом, смотрел на католические процессии как на дьявольские шествия и смеялся над ними. Исполненные страхом католики убили его, дав, таким образом, понять, что они не признают новой идеи спасения.

Избиения и разрушения воспринимались как деяния символические. В июле 1525 года парижский чесальщик шерсти Жан Леклерк разбил статую Святой Девы. Начался период иконоборчества, выразившийся в разрушениях статуй, поджогах реликвариев и разбивании распятий. До 1560 года выступления иконоборцев приходились в основном на литургические праздники и часто воспринимались как провокационные. Борцы с идолами действовали в основном небольшими группами, состоявшими из наиболее яростных сторонников нового учения, хотевших заставить говорить о себе. Так, 4 июля 1560 года в Лиможе голову от статуи Святой Девы водрузили на позорный столб. Подобного рода символические казни производились довольно часто. Например, 18 августа в Труа во время душной жаркой ночи неизвестные забросали статую Святой Девы помоями, а на шею ей повесили дохлую кошку.

Некоторые устраивали акции среди бела дня; например, члены компаньонажа печатников города Лиона в июне 1551 года прошли по улицам города, распевая псалмы и осыпая оскорблениями духовенство. Лионские гугеноты зашли в своих оскорблениях конфессиональных противников так далеко, что тамошний пастор и даже сам Кальвин призвали их умерить пыл. В Абвиле в 1559 году солдаты Колиньи расхаживали по улицам в балахонах участников процессий. Возмущение католиков достигло такого накала, что Колиньи приказал солдатам прекратить насмешки над жителями города. 28 января 1560 (или 1561) года в Руане приговоренный к смерти еретик был освобожден группой гугенотов. Они ограбили оружейную лавку и напали на стражей порядка. Всю ночь напролет сторонники новой веры творили бесчинства, уничтожая изображения святых, кресты и церковную утварь.

В городах обстановка была настолько напряженной, что малейшее недоразумение могло повлечь за собой мятеж. В Пуатье в пасхальный понедельник 1559 года местный проповедник из якобинского монастыря, заметив вооруженного дворянина, стоя слушавшего его проповедь, решил, что тот намерен на него напасть, и натравил на него толпу. Прихожане набросились на дворянина и убили его. После этого в городе распространился слух, что в монастыре якобинцев убивают тех, «кто стоит за истинную веру». Тогда протестанты ворвались в монастырь, выгнали оттуда католиков, а потом стали осквернять изображения святых и крушить алтари.

Как отмечает Дени Крузе, во второй половине

1560 года акты насилия стали более жестокими и лучше организованными: на юго-западе, в Мюссида- не и в Лектуре, собрания протестантов проходили под охраной вооруженных людей, и власти не решались им препятствовать. Члены парламента города Бордо жаловались королю, что не могут справиться с гугенотами. Те часто нападали на конвои и отбивали у стражников своих единоверцев, осужденных на казнь или тюремное заключение. В Бержераке народ освободил протестанта-ювелира, а в Левиньяке и Марманде реформаты систематически поджигали церкви и монастыри. Все эти выступления предвещали великий взрыв иконоборчества.

Самая яростная борьба развернулась на юге Аквитании: так, в Монтиньяке, городке, расположенном на реке Везере, в начале 1561 года протестантские пасторы публично читали свои проповеди, а население без колебаний убивало католических священников и грабило церкви.

Первый этап иконоборчества сменился вторым, отмеченным наступательной политикой протестантов, выразившейся в оккупации приходов и насильственном введении протестантизма. В 1561 году в Монтобане они против воли муниципалитета организовали «без всяких суеверных обрядов» публичные похороны одного из своих собратьев. В марте 1561 года в Монпелье нимские сторонники Реформации заставили штаты Лангедока выслушать городского адвоката, выступавшего от их имени. Обличая современные нравы и католическую доктрину, адво-кат обратился с просьбой к королю предоставить протестантам свободу совести и передать в распоряжение общины храмы для публичного отправления протестантского культа.