В Сомюре выступления иконоборцев были приурочены к Пасхе. Взяв власть в городе, протестанты — в частности нотабли, верховный судья апелляционного суда, адвокат короля, сборщик тальи (старший казначей) и многие высокопоставленные чиновники и откупщики, — приняли решение разграбить аббатство Сен-Флоран. Чтобы выглядеть законопослушными, магистраты, отдав приказ о разрушении аббатства и захвате всех его богатств, приказали викарию епископа составить список унесенного из аббатства имущества, а затем без колебаний приняли участие в погроме. Статуи и алтари были разбиты, раку святого Флорана, кресты и чаши вывезли, золотое и серебряное шитье с главного алтаря содрали. Когда чиновники удалились, настал черед солдат. Они сбросили с колокольни колокола, разбили орган и витражи и выломали все металлические части конструкций. Затем в аббатство ворвалась толпа местных гугенотов, которая довершила разгром церкви и разграбила кухню и спальни монахов. Затем на развалинах храма толпа устроила импровизированное торжество — надев на себя церковные одежды и величая друг друга «кюре» и «приор», протестанты церемонно ели и пили, как это было принято во время больших пиршеств. Вернувшись в город, нотабли приказали золотых дел мастерам расплавить золотые и серебряные изделия, чтобы послать драгоценные слитки армии протестантов, которой командовал принц Конде.

По словам Оливье Кристена, если нотабли как представители власти отрицали католицизм с конфессиональных позиций, то народ, участвуя в грабежах церквей, брал своего рода реванш над властями религиозными, отбирая у них то, что было отобрано у него самого в виде десятины или иных поборов.

Судя по показаниям двух жителей Лемана, разграбивших собор Святого Юлиана, уничтожение идолов не всегда носило религиозный характер. Один из обвиняемых, чулочник Жан Масео, признался, что забрался в собор, чтобы уничтожить архивные документы, касавшиеся покойных каноников, принадлежавших к его семье. Личные интересы и разногласия с католической церковью окончательно перемешались в голове несчастного ремесленника, равно как и в голове золотых дел мастера Шйома Лувинье. Гийом принял активное участие в разграблении собора. Однако из других источников мы узнаем, что протестантская консистория сама уполномочила его на эти действия, так как ранее он по поручению католических властей изготовил для собора позолоченный крест из серебра. Ремесленник решил, что, уничтожив этот крест, он искупит свой проступок, являвшийся великим грехом в глазах новой церкви.

Иконоборчество стало выражением приверженности новой вере. Разрушая «идолов», верующие и решали свои собственные проблемы, и выполняли требования общества. Подчеркнем, что иконоборческие выступления в Сомюре и Лемане были организованы нотаблями, занимавшими важные официальные должности еще до взятия этих городов гугенотами. В столице Мена сборщик податей королевского домена и писец, состоявший при кузнечном старшине, разрушили главный алтарь собора. Некий Виньоль, гражданский судья президиального суда, новый глава Лемана, потребовал от нотариуса составить опись церковных сокровищ. Явившись в собор в сопровождении судьи по уголовным делам[10] по имени Бужю (принадлежавшего к одному из старейших семейств Лемана), кузнечного старшины, адвоката короля, нескольких золотых дел мастеров и двух каноников, он стал убеждать местный католический клир, что хочет сберечь сокровища церкви, спрятав их от солдат. Но речь его никого не вдохновила.

После того как город вновь перешел в руки католиков, президиальныи суд начал расследование и привлек к суду участников церковных погромов. По сведениям Оливье Кристена, половину борцов с католическими идолами составляла городская элита, четверть — богатые горожане и четверть — бедняки.

Изучение архивов Лемана позволяет выявить любопытные закономерности. Например, 31% иконоборцев отправлялись громить церкви всей семьей.

События в Сомюре и Обтере (на границе департаментов Шаранты и Перигора) подтверждают, что пример Лемана не единичен, а напротив, представляет собой стандартную модель действий иконоборцев. Следует отметить, что нотабли быстро взяли на вооружение идею борьбы с идолопоклонничеством: в январе 1561 года консистория Лемана осудила двух золотых дел мастеров за изготовление церковных сосудов. Нотабли первыми, не дожидаясь стихийных волнений, начинали смуту, чтобы потам взять город под свой контроль. Согласованность действий протестантской элиты и простонародья вполне соответствовала политическим принципам Кальвина, учившего магистратов надзирать за тем, чтобы Господу не наносили оскорблений, а также следить за соблюдением заповедей, и в частности заповеди «не сотвори себе кумира».

Иконоборческие акции осуществлялись с видимым соблюдением законности. В Лионе барон Адрет конфисковал имущество, принадлежавшее якобинскому монастырю, и поручил книготорговцу Гильому Газо составить опись конфискованных вещей. Благодаря таким описям протестантские вожди всегда могли узнать, откуда происходят реквизированные предметы, и проследить, куда они затем подевались. Реликварии часто переплавляли в слитки, которые затем посылали армии Конде или в городской Арсенал. Когда после войны католики на суде пытались узнать у протестантов, куда пропало церковное имущество, те предъявили доказательства того, что имущество это было использовано исключительно на общественные нужды. Привлеченных к суду посредников чаще всего оправдывали.

2 мая 1562 года в Лионе солдаты, захватившие коллегиал святого Юста, дочиста ограбили его, и, смеха ради облачившись в одежды священников, разгуливали в них по улицам, а потом отправились грабить жилища каноников. Однако заметим, что в данном случае речь идет о привыкших к грабежам вояках, а не о нотаблях.

Официальный характер иконоборческого движения проявился также в Монпелье и во владениях Жанны д'Альбре, где власти, располагая необходимым временем, действовали методично и не допускали импровизаций. Но бывали досадные случайности. Согласно источникам, 20 октября 1561 года в Монпелье капитан городской стражи и его люди, получив приказ охранять утварь, конфискованную в соборе Святого Петра, продали ее с целью личного обогащения, и магистратам, прибывшим ранним утром составить опись церковного имущества, осталось только констатировать отсутствие такового. 22 октября толпа протестантов ворвалась в церковь Августинцев, разграбила ее, осквернила и растащила всю церковную утварь.

В Ниме и Монтобане были отмечены столкновения между яростными борцами с идолопоклонничеством и борцами умеренными. 16 мая 1562 года Кальвин лично выразил свое неудовольствие барону Адрету по поводу грабежей, которыми занимались его солдаты. Еще большее возмущение Кальвина вызвало участие в несанкционированных властями грабежах протестантских пасторов. Здесь следует сказать также и о противостоянии между теми верующими, кто отвергал идолов и церковное убранство во имя Реформы, и теми, кто видел в разграблении церквей перераспределение богатств духовенства и считал себя вправе использовать эти богатства для личного обогащения. Примеров тому множество, но, разумеется, суть борьбы с культом святых заключается в решительном размежевании двух конфессий. Когда город захватывали сторонники Реформации, они прежде всего принимались уничтожать все, что было связано с обрядовой стороной католической веры, не оставляя ни у кого сомнений в том, что мир обратился к новой вере и возврата к старому уже не будет. Для протестантов уничтожение статуй в церквях и отмена мессы являлись акциями символическими.