— Камлай! Камлай! — жутким эхом раздавалось в горах, непрерывно перекатывалось по тайге, погруженной в непроглядную ночную тьму. Казалось, это голос леса, угроза, исходящая из чащи, предупреждение тьмы об опасности. В течение всей ночи, с небольшими перерывами, таинственное «камлай» пугало отважного золотоискателя. Не смыкая глаз, с раскрытым складным ножом в одной руке и тяжелой дубинкой в другой ждал Эрнест наступления утра и с первыми лучами солнца отправился дальше. На рассвете жуткие крики прекратились. В улусе послышалось пение петухов, и всякая нечистая сила должна была исчезнуть.

Позже, уже в селе Бренгули, вернувшись из своего похода, Эрнест узнал, кто кричал в тайге. Ему рассказал один алтаец, завернувший во время охоты в колонию, что, если случается несчастье, например насильственная смерть, шаман уходит в лес и своими заклинаниями задабривает злых духов и вымаливает покой душе убитого. Иногда достаточно одной ночи, в иных случаях шаману приходится камлать неделю напролет, пока душа убитого перестанет бродить по селению. Камлания иногда сопровождаются жертвоприношением и другими колдовскими приемами. Но о том, как все происходило, знал только шаман, потому что во время камланий он не подпускал близко никого.

Следующую ночь Эрнест ночевал у пастухов на горных пастбищах. Они, несмотря на угрюмую внешность, оказались очень приветливыми и гостеприимными и угостили его мясом ягненка и кумысом. От них Эрнест узнал, как скорее добраться до Тамалги. Он сбился с правильного пути и вместо трех дней скитался неделю. За это время Эрнест видел много горных улусов и большие стада. Большинство алтайцев имело сотни быков и тысячи овец, не говоря о табунах великолепных лошадей. Палатки этих алтайцев были увешаны красивыми коврами, седла отделаны серебряными украшениями.

Завистливыми глазами смотрел Эрнест на их богатство — какой в нем толк, если люди не умеют как следует его использовать. Эх, если бы у него были такие стада, он знал бы, как жить! На шестой день Эрнест добрался до оленеводов, пасущих алтайских оленей — маралов, и увидел огромные стада их. Маралов разводили ради ценных рогов, китайцы и монголы с давних времен употребляли их как лекарственное средство.

Много удивительных вещей удалось увидеть Эрнесту во время этого похода, но он на все смотрел равнодушно. Алтайцы, быки, олени, овцы — все это мелочь. Его интересовало только золото. Поэтому он очень обрадовался, когда на седьмой день вечером добрался наконец до мрачного, дикого русла реки Тамалги. Вечером там не дымил ни один костер, по горным кручам и склонам не слышалось человеческого голоса. Искатель счастья построил на берегу реки шалаш из еловых ветвей и приделал к лопате ручку. Он был счастлив своим одиночеством, этот странный и ненасытный пришелец: если бы даже весь массив Тамалги состоял из золота он и тогда не уделил бы другим ни крупицы. Ему и этого было бы недостаточно.

3

Эрнест работал. Поднимался до зари, копал весь день землю и промывал речной песок, кончая работу лишь вечером, когда уже ничего не было видно. И все же Тамалга упорно скрывала свои сокровища. Песок и камни, грязь и глина — вот и все, что находил на лотке искатель счастья. Проработав день на одном месте, переходил на другое. Потом он не стал задерживаться. Копнет несколько раз на берегу, зачерпнет в разных местах речной песок и идет дальше. Он обнаружил несколько заброшенных раскопок, где еще сохранились следы прежних золотоискателей — разрытая земля, куча промытого песка и кое-какие приспособления для промывки. Изредка ему удавалось найти немного золота, но это были только песчинки, остатки былого богатства. Этого даже не хватило бы на пропитание. Но золото должно найтись, оно лежит где-нибудь нетронутое, в зернах, целые жилы золота. Мелкие песчинки, попадавшиеся Эрнесту, подтверждали, что он идет правильным путем. Здесь была родина золота, нужно только знать, в каком грунте его искать. Старый золотоискатель, вероятно, знал бы все характерные признаки и прошел бы равнодушно мимо тех мест, где копал Эрнест, и, напротив, стал бы копать там, где небрежно прошел он.

Проскитавшись неделю по склонам Тамалги, Эрнест как-то утром заметил, что в его продуктовой сумке осталось только два сухаря. Мясо и масло кончились еще несколько дней тому назад, и парня стали удручать заботы о пище. Ближайшее человеческое жилье находилось на расстоянии одного дня ходьбы. Но и там он ничего не мог бы получить бесплатно, а маленькая щепотка золота, собранная им, не спасала положения. Да и, возможно, здешние люди не знают цену блестящим крупинкам и не дадут за них даже дохлого ягненка. Как быть?

Доев последние сухари, Эрнест принялся собирать черную и красную смородину, землянику и малину. Но они были слишком приторны, а чувство голода ничуть не уменьшалось. В речках водилась кое-какая рыбешка, но без сетей или удочки ее не поймаешь. Тогда Эрнест стал ловить молодых птенцов голубей и дроздов. С палкой в руках он лазал по густой траве; спугнутые птицы запутывались в ней, и Эрнест убивал их. Но не каждый день ему удавалось есть жаркое из дичи. В иное утро приходилось браться за лопату и лоток натощак и довольствоваться травой колбой, похожей вкусом на чеснок. Эрнест кое-как промучился еще неделю. За это время он обошел много истощившихся приисков, которые и теперь еще обозначены на подробных горных картах в виде точек, похожих на следы мух, и разжигают алчность наивных искателей счастья.

Наконец, обессилев от длительного голодания, Эрнест махнул рукой и стал выбираться из дикой чащи, пока еще повиновались ноги.

«Я допустил промах, что в последних улусах не заготовил еды на более продолжительный срок, — сказал себе Эрнест. — И надо было взять с собой ружье».

В поисках золота, следуя вдоль подошвы Тамалги, Эрнест сильно уклонился на восток, и обратный путь его лежал теперь через незнакомые места. Получился большой крюк, потому что дорога через населенные долины рек, прежде всего, вела на север и подходила к почтовому тракту у границ Кузнецкого уезда. Оттуда до села Бренгули было еще дня два ходьбы.

Это скорее походило на скитания нищего, чем на триумфальное возвращение богатея. Эрнесту нигде не отказывали в куске хлеба и в кружке кваса, давали ему и ночлег в крестьянских домах, но везде донимали расспросами. За еду и ночлег приходилось рассказывать разные выдуманные истории. Чем ближе подходил Эрнест к степи, тем недоверчивее относились к нему крестьяне. В одной из деревень его даже хотели арестовать и отправить к