— Гаденыш! Щенок! Убью недоноска. Совсем распустился! В шахте сгною! Будешь с рабами подыхать! — хрипло рычала женщина.

Внезапно, обернувшись к Казимиру, она усмехнулась, лизнула кровь с кулака и, смерив его взглядом, приказала:

— Раздевайся, осмотр прямо здесь проведем! Нечего тянуть!

— Что, прямо в машине? — тихо спросил Казимир, прикидывая дальнейшие действия.

— Нет! На травку выберемся! — зло бросила Тамара, и в окровавленном кулаке тускло блеснул вороненый ствол пистолета. — Живо. Я не люблю ждать!

Вся стало ясно и просто! Резко отведя направленный на него ствол, Казимир коротко, локтем, ударил Тамару в горло. Грохнувший выстрел на миг оглушил его. Кислая пороховая гарь в мгновение ока заполнила тесный салон уазика. Спиной вперед Казимир выкатился из машины. Укрывшись за колесом, выждал несколько секунд и заглянул через заднее, забрызганное грязью окошко. Голова Тамары безвольно лежала на спинке сиденья. Водителя не было видно. Распахнув правую заднюю дверь, Казимир убедился, что женщина без сознания, вытащил из бессильно висящей руки пистолет, заглянул вперед. Водитель завалился на руль и не подавал признаков жизни. На бежевой дубленке расплывалось темное пятно. Отсчет пошел. Вытащив водителя из машины, Казимир выудил из его кармана пистолет и запасную обойму. Подумав, сунул в пуховик документы на машину. Тамара не пришла в сознание даже тогда, когда, связанная, очутилась сидящей под сосной. Казимир развернул машину, взглянул на указатель уровня топлива, почти полный бак, но счастья это не прибавило. Уазик глотает бензин как могучий грузовик, ведрами. Добраться бы до ближайшего города!

В пустынном поселке никто не обратил внимания на спокойно проехавшую машину. Когда последние дома скрылись из вида, Казимир развернул карту.

Николай не поехал домой. Он остановил машину неподалеку от аквапарка. Жутко, нестерпимо хотелось курить. Он не курил уже много лет, бросил в один день, просто смял пачку — и выбросил в корзину для бумаг. И вот теперь, после того как провел большую часть дня с Верой, устоять перед соблазном затянуться хорошей сигаретой не мог. Киоск находился слишком близко, чтобы не подойти к нему.

Купил пачку «Ротманса», вернулся в машину, приоткрыв окно, с наслаждением закурил. Голова слегка кружилась. Рука сама потянулась к приемнику. Полузабытая песня наполнила салон:

«Мы могли бы служить в разведке, мы могли бы играть в кино, мы, как птицы, садимся на разные ветки и засыпаем в метро».

Николай усмехнулся, никогда раньше он не задумывался над этими словами, да и песня не очень нравилась, но сейчас он душой вдруг почувствовал, как она верна и правдива. Неужели то самое ожидание любви коснулось его? Внезапная, как гром среди ясного неба, мысль поразила: а любил ли он Виолетту? Вот так, чтобы не мог дышать без нее? Чтобы сердце замирало от ощущения близости? Пожалуй, нет! Разумеется, она нравилась ему, но так сложилось, что он сам не предпринял ни малейшей попытки ни к тому, чтобы ухаживать за ней, ни к тому, чтобы уложить ее в постель, ни к тому, чтобы отвести в ЗАГС. Она сама все решила и последовательно выполнила необходимые действия. Виолетта, по сути, женила его на себе, даже не спросив его согласия. Да и в дальнейшем именно она решала, когда заниматься с ним сексом, когда оставлять его в постели одного. Он как привязанный следовал ее капризам и единственный раз попробовал поддаться собственным эмоциям как раз здесь, в аквапарке, когда повстречал Светлану. Но едва жена в очередной раз навязала ему свою волю, он отступил, фактически убил только начинающее зарождаться чувство. Что остановило его тогда? Нежелание что-либо менять? Страх? Да, наверное, это был страх. Боязнь перемен, неизвестности. Ведь он попросту струсил тогда! Поддался на уговоры Виолетты, постарался убедить себя, что и впрямь жизнь наладится, — и получил то, что есть. Неужели тогда он поверил жене? Нет. Прожив столько лет вместе, Николай уже в достаточной степени изучил ее. Просто он посчитал, что так удобнее, ради собственного спокойствия, иллюзорного комфорта он отказался от возможной любви, оскорбил замечательную женщину, смирился с собственной трусостью. А ведь прекрасно понимал, что мужчина не имеет права так поступать.

Как же, оказывается, легко расписаться в собственной слабости, признать неспособность принимать решения, трусить. Для этого совсем не нужно мужества, достаточно сказать себе, что игра не стоит свеч. Согласиться с тем, что существуют обстоятельства, препятствующие принятию радикального решения, и отступить. Для того чтобы идти к цели, необходимы силы, приходится чем-то жертвовать, а отступая, ты не берешь на себя никаких обязательств, только соглашаешься с тем, кто сильнее или напористее в данный момент. Но разве достойно мужчины поступать так? Разве не сложилось исторически, что слабость — удел женщины? Почему же сегодня женщина принимает на себя ответственность? Взваливает на хрупкие плечи и заботу о семье, и тяжкий труд, умудряясь при этом оставаться слабой? Что случилось с миром, с самой природой человеческой? Почему именно те, кто призван защищать, служить надежной опорой, оказались вдруг слабыми и инфантильными? Разве его самого так воспитывал отец? Почему же он, Николай, поддался соблазну отказаться от ответственности за принятие решений? Зачем позволил управлять собой? Разве он марионетка? Разве он не рожден мужчиной?

Николай решительно затушил сигарету, вышел из машины и быстро зашагал к лодочной станции. Прохладный ветер нес влажный воздух с реки. Легкая волна разбивалась о гранитный парапет. Лодки покачивались у причала. Он остановился на самом краю, долго смотрел на воду, на далекий остров, куда больше так и не попал. Он вспоминал лицо Светланы, ее глаза, голос, задорный смех — и понимал, что тогда, три года назад, предал ее. Пусть между ними ничего не было, всего несколько невинных встреч, но он заронил в ее душу надежду и позорно сбежал, так и не сумев объясниться. Сегодня та же опасность существовала и по отношению к Вере. Решать необходимо было сейчас, пока не поздно, если он собирался развивать какие-то отношения с ней, нужно было прямо сказать самому себе: с Виолеттой необходимо развестись. Все равно они уже давно не живут как муж с женой. Ей можно предложить вполне приемлемые условия. Оставить дом, назначить достойное содержание, но больше не поддерживать иллюзию семьи. Семьи ведь на самом деле не было. Имелась некая фикция. Все, что их связывает, — так это печать в паспорте. Пусть там появится другая печать. Ничего страшного в этом нет.

Похлопав по карманам, Николай не нашел сигарет: конечно, они же остались в машине! Сделал несколько шагов, остановился. С чего вдруг он опять закурил? Не будет он так уж поддаваться эмоциям. Нечего переживать, все уже давным-давно пережито, просто сегодня необходимо переговорить с Виолеттой. Объяснить ей, что дальнейшая совместная жизнь невозможна, попрощаться, а завтра подать заявление о разводе. Все, пришла пора начинать новую жизнь.

Сев в машину, Николай задумался, что он скажет Вере, и с ужасом понял, что совершенно не догадывается, что она думает по этому поводу. Он и словом не обмолвился о тех чувствах, которые испытывал к ней. Вдруг она даже и не помышляет о том, чтобы выйти за него замуж, жить одной счастливой семьей?