– Очень просто… Хотя не просто! – спохватился Бычков, потер ладонью лоб, и я понял, что мой товарищ очень страдает. – Совсем не просто!..

– Если у тебя есть потребность, – предложил я, – расскажи мне. Если не хочешь рассказывать, я не обижусь.

– Не знаю даже, с чего начать! – мучился Бычков. – Странно все это как-то! Какая-то странная история…

– В мире много странного, – ответил я претенциозной фразой, хотя за ней стояло много чего. Я посмотрел на окно в тот самый момент, когда маленькая птичка устала сопротивляться и, измученная голубиными щипками, оттолкнулась от карниза и взлетела в зимнее небо. – Вот и птичка странная, – подумал я.

– Помнишь, мы с тобой по Коломенскому парку гуляли? – спросил Бычков.

– Конечно.

– В тот день все и началось…

Бычков отправился на кухню, и я услышал, как он наполнил водой чайник и поставил его на плиту.

– Помнишь, я тебе говорил, что у меня неотложные дела? – продолжил он из кухни.

– Да-да, – подтвердил я с энтузиазмом.

– Я ездил на стрельбище опробовать новый автомат.

– Да что ты!..

– Японцы разработали конструкцию для сверхблизкой стрельбы. Это новейшая секретная конструкция для частей специального назначения.

– А откуда взялся автомат у нас?

Бычков появился с большой чашкой чая в руках и с удивлением на меня посмотрел.

– У нас тоже есть спецчасти, – ответил он, уселся за стол и вновь продолжил:

– В свою очередь, наши тоже разработали новую систему, и в мою задачу входило определить, чье оружие лучше. Так вот, наш автомат на порядок выше. Это было сразу понятно: по отдаче, по скорострельности, в общем, почти по всем параметрам. Соответственно мы эту радость решили отпраздновать и вместе с конструктором, а также еще с одним экспертом крепко посидели в маленьком ресторанчике возле Воробьевых гор. Поскольку на следующий день выпадал выходной, то никто из нас не мучил себя определенной нормой, и вследствие этого конструктор к часу ночи был похож на алкоголика от рождения. Недалеко от него ушли и мы. Слава Богу, что возле ресторанчика дежурили такси, и мы спокойно разъехались по домам, не тревожась за судьбы друг друга. Уже подъезжая к своему дому, я вдруг заметил странную штуку. Винный магазин, что напротив меня, был открыт, и сквозь светящуюся витрину я рассмотрел его хозяйку Зину.

Очень странное дело, – подумал я. – Ведь времени уже за полночь, а все винные закрываются в десять. Не произошло ли чего?

Я расплатился с таксистом, отсчитав ему приличные чаевые, и, прежде чем подняться к себе, решил заглянуть в магазин к Зине.

Она стояла, опершись о прилавок, а ее левая грудь, обтянутая нейлоновой кофтой, улеглась на весы, отсчитавшие семь с половиной фунтов семьдесят пять золотников и цену в семьдесят две копейки.

Зина дремала и, когда за мною закрылась дверь, со сна немного испугалась, встрепенулась, нарушая стройный порядок цифр на весах.

– Ой, что случилось? – всполошилась она.

– Ничего не случилось, Зина, – ответил я.

– Ах, это ты!.. – улыбнулась хозяйка. – Давно тебя не видела… – Она поглядела на меня ласково. – Ты немного изменился. В височках серебро…

– А ты все такая же красивая!

– Брось! – махнула она рукою. – Я в таком возрасте, когда уже забывают про свою красоту!..

Когда-то Зина жила с моим отцом. Это было давно, задолго до войны, когда я еще был мальчишкой и когда детство казалось совершенно бесконечным. Моя мать, жена отца, сбежала в какой-то далекий город с неизвестным, оставив нас с отцом сиротами. Отец целый год очень сильно переживал, а потом сошелся с Зиной, и они вместе купили винный магазинчик. Через него отец и погиб. Он был дегустатором всех вин и алкогольных напитков, которые поступали на реализацию. Его печень лопнула, переполненная градусами, и Зина осталась одна… Я стараюсь как можно чаще навещать мою мачеху, но жизнь так порой складывается, что нет времени на то, что близко тебе и дорого.

– Почему ты сегодня так поздно не закрываешься? – спросил я. – Что-нибудь случилось?

– Нет, ничего, – ответила Зина. – Что-то загрустилось просто… А ты чего навеселе?

– Да так, одну удачу с товарищами праздновали.

– Это хорошо, когда удачу, – одобрила хозяйка. – Хуже, когда празднуют пустоту!

Я еще раз оглядел Зину. Увидел ее не очень хорошо выкрашенные волосы, косметику, сбившуюся возле висков в комочки, и глаза, в которых было слишком много одиночества.

– А давай-ка мы с тобой, Зина, как-нибудь соберемся в воскресенье у меня и посидим хорошенько. Повспоминаем всякое прошлое, отца!..

– Что ж, – согласилась мачеха. – Дело хорошее!

Она сняла с полки бутылку сухого вина и протянула ее мне.

– Выпьешь немного перед сном и с утра будешь свежим, с ясной головой. Французское, тридцатилетнее.

– Спасибо, – поблагодарил я.

– Ну иди, буду закрываться.

Я сидел в своей квартире с выключенным светом и слушал ночь. Темная и осенняя, она была тиха, лишь потрескивали опавшие листья под ногами случайных прохожих. Я сидел и думал обо всем понемножку. И о Зине с ее нескладной жизнью, и об отце, и о самом себе. Алкоголь придавал моим размышлениям оттенок сентиментальности, а оттого становилось грустно окончательно, что вовсе не позволительно кадровому офицеру.

Господи! – хлопнул я себя ладонью по лбу. – Ведь сегодня день рождения моего отца! Вот почему Зина так долго не закрывала магазин, вот почему ей так грустно было сегодня. Ей было грустно, потому что я забыл про день рождения своего родителя.

– Знаешь, – Бычков посмотрел мне в глаза, – знаешь, иногда бывает так мерзопакостно на душе, как никогда не было еще!

Я кивнул.

– Я тогда заплакал, так горько и так громко, как рыдал только в детстве, когда понял, что больше никогда не увижу мать. Я размазывал слезы по щекам и шептал в ночь: отец! отец!.. Раскаиваясь, я мучил себя вопросом, почему при жизни не подарил отцу цветного телевизора и не купил ему туристическую путевку на Сейшелы, и он так и умер, ни разу не выехав за границу!

Растравив себя окончательно, мокрый от пьяных слез, я потащился на кухню за штопором, решив выпить за отцовский день рождения французского вина, подаренного мне Зиной.

А ведь она специально подарила мне бутылку! – дошло до меня внезапно. – Ведь из-за меня она не закрывала магазин так поздно, дожидаясь пасынка…

Я поставил бутылку на стол и вкрутил в ее длинное горлышко спираль штопора. Пробка сидела так плотно, что с первой попытки мне не удалось ее вытащить. Икая и всхлипывая, я потащил с удвоенной силой, и через несколько секунд бутылка ойкнула, расставаясь с деревяшкой.