Выстрел хлопнул резко и отрывисто, словно пастушеским хлыстом щелкнули — понятно, почему карманную артиллерию порой величают «плеткой». Непонятно только, откуда я знаю, как щелкает хлыст. Но это — потом. Сначала — главное.

— Видал! — раздался у меня над головой приглушенный голос. — Я ж те говорю, пацан снайпер, а ты не веришь!

— Снайпер, мля, — отозвался другой. — Ща Секач покажет твоему снайперу, что его башка далеко не матюгальник.

— Еще тот матюгальник, — парировал третий. — Только попасть сложнее — он шевелится и сам пострелять горазд.

…Все эти голоса, несущиеся со второго надстроенного этажа ангара, предназначенного для зрителей, лишь касались моего сознания, не утруждающего себя расшифровкой сказанного. Оно сейчас работало в ином режиме.

На бетонном полу огромного ангара были в живописном беспорядке разбросаны упаковочные ящики самых различных размеров, автомобильные покрышки, обрезки толстых бревен. На самой середине арены лежал на боку изрешеченный пулевыми отверстиями остов старого «ушастого» «Запорожца». Неплохой щит… был когда-то. Пока не проржавел насквозь. Наверняка любой новичок сочтет это укрытие более надежным, чем деревянные ящики.

И жестоко просчитается.

Потому, как если противник не совсем дурак, то первым делом он скорее всего пройдется по этому укрытию несколькими очередями. Особенно если у него патронов девать некуда, а тяжелые дозвуковые пули в тех патронах бронебойные, которые преимущественно и используют в бесшумных автоматах «Вал». Обо всем об этом не надо было догадываться — темные пятна на полу около «Запорожца» говорили сами за себя. Замыть их никто не потрудился и сейчас над ними лениво кружились десятки сытых мух. Вообще-то похожие пятна были везде, но у там, у ржавого остова автомобиля, их было особенно много.

А потом тот противник прочешет горы ящиков, сидя где-нибудь в безопасном месте недалеко от противоположного входа. Или поступит еще умнее — постреляет одиночными по наиболее вероятным укрытиям, подождет, пока я так или иначе выдам себя, а потом спокойно с безопасного расстояния поставит в нашей дуэли весомую свинцовую точку со стальным сердечником внутри.

Всю эту окружающую обстановку с ближайшими перспективами развития событий я умудрился просчитать за доли секунды. И при этом заметить, что на дальнем, противоположном конце ангара аналогичная стальная плита на треть поднялась над полом. Еще несколько долей той секунды — и на арену шагнет Секач со своей смертоносной машинкой в руках.

Допустить этого было никак нельзя.

Как и пытаться думать.

Думать не надо, когда нужно действовать. Тогда неизвестно кем тренированное тело само выберет оптимальный вариант действия. Это я понял еще когда практически без участия сознания совмещал мушку пистолета с целиком, собираясь превратить в зомби убийц Странника. Вся функция сознания в такие мгновения сводилась лишь к роли постороннего наблюдателя, фиксирующего происходящее. И к перевариванию информации после того? как спасительные рефлексы сделают свое дело.

Второй кувырок — и я уже на ногах…

Плита напротив поднялась почти до половины. Уже видны ноги, живот Секача и черный ствол «Вала, направленный в мою сторону.

От силы три секунды на то, чтобы плита закончила свое движение, Секач оценил обстановку и шагнул на заляпанный кровью бетон ангара, поливая струей раскаленного свинца мечущуюся между ящиками фигурку…

Две секунды…

Одна…

Внезапно я осознал, что не стою на месте, а с неслабой скоростью по прямой бегу навстречу своей смерти, игорируя ящики, покрышки и другие возможные укрытия.

Не самое лучшее решение!

Сознание готово уже было вмешаться со своими коррективами, продиктованными элементарным инстинктом самосохранения, но не успело.

Потому, что тело не снижая скорости вдруг метнуло залитый уже начавшим слегка пованивать жиром железный штырь на манер городошной биты.

Плита наконец поднялась…

Я уже видел лицо Секача, расплывающееся в довльной улыбке — надо же, не придется выискивать жертву под каждым ящиком, сама под пулю бежит — уже видел, как доворачивается ствол автомата, видел невидимую линию выстрела, которая видна каждой жертве перед тем, как эта линия совместится с точкой на её теле…

А еще я видел, как, вращаясь в воздухе заточенная арматурина просвистела над полом ангара и с хорошо слышным хрустом долбанула Секача под коленную чашечку.

Линия выстрела дернулась и жестко уперлась в засохшее пятно на полу. Секач упал на одно колено и на мгновение потерял меня из виду.

Но лишь на мгновение…

Желтые зубы командира звена Охотников до крови прокусили губу, отвлекая мозг свежей болью от боли в колене. Обычно такой способ не только помогает сосредоточиться, но и многократно усиливает ярость. Вкус крови — самый лучший стимулятор бойца.

Лицо Секача приняло звериное выражение. Ствол «Вала» дернулся в мою сторону…

Но я уже, отолкнувшись ногами, летел над ареной, до хруста в суставах вытягивая вперед руки с зажатой в них рукоятью пистолета, словно пытаясь еще хоть немного сократить дистанцию между срезом ствола и лбом Секача до рекомендуемых производителями «Макарова» пятидесяти метров прицельной дальности.

Мы выстрелили почти одновременно.

Почти…

Людям свойственно вкладывать в это слово некий смысл, означающий когда секунду, когда две, а когда и годы, а то и десятилетия. В схватке, подобной нашей, «почти» — это даже не доли секунды. Это метры, которые пуля и тот, в кого она выпущена, преодолевает за эти доли.

Секач был неплохим стрелком и наверняка умел бить влет что птицу, что парящего в воздухе полтергейста. Но человек умеет летать плохо и недалеко. Поэтому когда я грохнулся грудью и животом на бетон, пули прошли у меня над головой, вспоров воздух в том месте, где я был мгновение назад.

А мне было проще. Я стрелял хоть и в полете, но по неподвижной мишени.

Очередь, выпущенная из «Вала» простучала стену ангара и вспорола балкон второго этажа. Уже умирая, Секач все еще пытался убить меня, из последних сил нажимая на спусковой крючок. Но семь девятиграммовых свинцовых цилиндриков, прошедших сквозь череп, не способствуют точности прицела. Кто-то там, наверху, сдавленно вскрикнул — пули, предназначенные мне, достались кому-то другому. Что ж, у каждого своя судьба. Сегодня мне повезло больше чем некоторым членам группировки «Свобода»…

Я поднялся с пола, нажав на затворную задержку, отпустил затвор пистолета, засунул «макаров» за пояс, после чего, не спеша отряхнув куртку и штаны, скрестил руки на груди и принялся спокойно наблюдать за охранниками противоположного выхода на арену. Парни недоуменно переводили взгляд с меня на развороченный череп Секача и обратно. Наконец один из них, с шевелюрой рыжей, словно древесная мочалка из одноименного леса, выдал глубокомысленное: