— Вы хотите сказать, уважаемый Аркадий Константинович, что мы можем оказаться в числе… — начал было начальник гарнизона Кукурузо, но Пыёлдин перебил его.

— Совершенно верно! — воскликнул он почти радостно. — В окно! Все трое! И через несколько секунд окажетесь среди своих людей! Там! Внизу! Они примут вас с распростертыми объятиями! Но, боюсь, это никого не порадует.

— Какие будут указания? — Бельниц изогнулся в полупоклоне и покраснел от натуги, поскольку поза для него была непривычная, да к тому же требовала более трезвого состояния.

— Очень простые. Прямо отсюда, — Пыёлдин кивнул на телефон Цернцица, — связываетесь с первым этажом и отдаете приказ — всем войскам отойти не менее чем на километр. Технику отвести. Здание покинуть. В случае неповиновения все трое отправляетесь выполнять это указание лично.

— На лифте? — опять уточнил Собакарь.

— Про лифт забудьте. Для вас отсюда только один путь… По воздуху. Каждый может воспользоваться им в любую минуту и по собственному желанию. Вопросы есть?

— Можно приступать? — спросил Бельниц.

— Приступайте.

К телефону бросились все трое одновременно, стараясь опередить друг друга, первым схватить телефонную трубку. Шустрее всех оказался начальник гарнизона Кукурузо — он стоял ближе всех к столу, да и рост давал ему преимущество. Схватив трубку, он суматошливо набрал номер и начал орать еще до того, как на том конце провода подняли трубку.

— Алло! — гаркнул он зычным голосом, привыкшим отдавать приказания. — Алло! Говорит начальник гарнизона генерал Кукурузо! Слушай мою команду! Приказываю всем немедленно покинуть здание! Отвести технику на два километра!

— Я же просил отвести только на километр, — негромко проговорил Пыёлдин, обращаясь к Цернцицу.

— Пусть, — небрежно ответил тот. — Не помешает.

После Кукурузо телефонную трубку схватил начальник милиции, потом Бельниц, которого в полумраке кабинета совершенно невозможно было отличить от настоящего президента — совпадали не только прическа, массивность фигуры и легкая поддатость, совпадали даже интонации, словечки, манера говорить.

Все они старались не просто выполнить указания Пыёлдина, а перевыполнить, что вполне соответствовало их воспитанию, привычкам — указание руководства мало выполнить, его надо выполнить с блаженным блеском в глазах, с усердием и восторгом.

Пыёлдин внимательно вслушивался в каждое их слово, склоняя голову то к одному плечу, то к другому, иногда озадаченно косился на Цернцица. Он не понимал, что происходит, почему эти люди ведут себя так послушно, нет ли здесь подвоха, не дурят ли его, простодушного и наивного.

Но Цернциц только улыбался, глядя в светлеющее пространство неба, утыканного слабыми гаснущими звездами, разбросанными по всему окну.

— Слушай, чего это они? — не выдержал наконец Пыёлдин.

— А что?

— Больно уж стараются… Аж вспотели.

— Бывает.

— В штаны наложили?

— И в штаны тоже. Но дело не в этом… Они, Каша, такие и есть. Если бы они были другими, то не поднялись бы так высоко. Новые люди пришли к власти.

— Мне кажется, что они не пришли, а повыползали из каких-то щелей, подвальных кабаков, подпольных бардаков…

— Можно и так сказать, — согласился Цернциц. — Я бы еще добавил, что выползали иные из матрасных швов, некоторые с нар спустились… Ты вот троих перед собой увидел и уже озадачился, а я их каждый день десятками через себя пропускаю…

— И все такие?

— Из новых? Из новых — все. Откуда взялись, не знаю, но, Каша… Это самая надежная, если не единственная опора новой власти. Именно с этими людьми связаны все ее упования.

— Значит, и власть такая? — удивленно проговорил Пыёлдин.

— Такая.

— Это что же выходит… Сбежав из тюрьмы, я совершил нечто достойное, правильное во всяком случае, да?

— А ты в этом сомневался?

— Знаешь, сбежать-то я сбежал, а в душе оставалось чувство, что совершаю еще одно преступление.

— Успокойся, Каша… Эти еще ничего, эти еще в порядке… Людьми руководят, распоряжения сочиняют… За что-то там отвечают в меру сил и способностей. И лебезят в меру… Иногда я спрашиваю себя — враги они своего народа и своего отечества? Нет, не враги. Они просто сосуны. Сосут и сосут… Что-то в рот капает, и ладно. Им больше и не надо. Но есть и другие, Каша…

— Враги? — жестко спросил Пыёлдин.

— Думаю, что да, — кивнул Цернциц.

— Надо же… Не встречал.

— Да прекрасно ты их знаешь! Их каждый день по телевизору показывают… Мордатых лидеров каких-то там партий, мокрогубых защитников чьих-то там прав, какие-то дамы вякают, суждение они, вишь ли, имеют о нашей жизни, не все им, вишь ли, нравится в нашей жизни… Гаденыши разные вылезают из расщелин, шипят, воняют, скользят между людьми… Враги.

— И что же с ними делать?

— А что делают с существами, которые выползают из матрасных швов?

— Давить?

— Давить, — спокойно кивнул Цернциц.

— Ванька! — потрясенно воскликнул Пыёлдин. — Да ты же пламенный патриот, мать твою за ногу!

— Конечно. А как же? К примеру, хлопнешь меня в затылок или в окно вытолкаешь… А Дом-то никуда не денется! И Зимний дворец, и Кремль стоят как ни в чем не бывало… И еще кое-что… И Дом останется.

— А эти, говоришь, не враги? — кивнул Пыёлдин в сторону трех городских начальников, которые, выполнив его приказ, отошли к двери и выстроились там в шеренгу, ожидая новых указаний.

— Нет, Каша, на врагов они не тянут. А назовешь их врагами — обидятся. Они просто слабаки. Ты пришел, они перед тобой пластаются, раньше передо мной пластались, еще кто придет — будут у него в ногах валяться…

— Жизнь спасают? — хмыкнул Пыёлдин.

— Я тоже жизнь спасаю, пытаюсь задобрить тебя… Но ведь не пластаюсь! — с вызовом произнес Цернциц.

— И не будешь?

— Не буду.

— Не заставлю?!

— Не заставишь, — чуть слышно произнес Цернциц и поднял на Пыёлдина печальные глаза.

— А денег дашь?

— Дам.

— Много?

— Сколько попросишь. Хоть все.

— Точно?

— Дам, Каша… Не переживай.

Цернциц замолчал, заметив, что три городских начальника, замерших у двери, внимательно прислушиваются к их разговору.

— Что скажете? — спросил их Пыёлдин.

— Это… Все сделано, — сказал Бельниц. — Команда дана.

— А на фига мне команда? Мне дело нужно. Первый этаж очищен? — Пыёлдин взглянул на экраны — там продолжались перемещения людей в форме, танки все так же загромождали подходы к Дому. — Что же вы сделали? В трубку поорали? Ванька! Они всегда такие бестолковые?