Мои раздумья прервал звонок мобильного. Я посмотрел на экран и ответил:

– Добрый день, Ольга Михайловна.

– Здравствуйте, Иван Павлович, – ответил приятный мужской голос, – с вами разговаривает Игорь Матвеевич Круглов, лечащий врач Булкиной. Я заведую отделением в клинике. Ольга Михайловна давно у нас наблюдается. Вчера вечером у нее случился гипертонический криз. Мы сняли острое состояние, пациентка заснула, недавно проснулась, очень нервничает, а ей этого никак нельзя. Могу я попросить вас приехать?

Я взглянул на часы.

– Сейчас?

– Если вам не трудно, – сказал доктор, – для человека в ее состоянии важен душевный покой, больную что-то гложет. В последнее время у нее несколько раз повышалось давление до высоких цифр. Я осторожно расспросил Ольгу, она настойчиво просила пригласить вас, велела звонить со своего мобильного, чтобы вы точно ответили.

– Сейчас приеду, – пообещал я.

– Спасибо, – обрадовался кардиолог.

Я предупредил Бориса, оставил на его попечение Дюку и поспешил в клинику, которая, на удачу, была расположена в центре, недалеко от моего дома.

– Спасибо, что откликнулись, – поблагодарил доктор, встретив меня на первом этаже. – Не затруднит вас надеть одноразовую одежду? Все приготовлено в моем кабинете.

– Нет проблем, – ответил я, последовал за кардиологом и получил пакет с пижамой зеленого цвета.

– Вместо бахил для вас сапоги, – улыбнулся врач, показывая на мешки с завязками, – всуньте в них ноги и закрепите тесемками на голени. Осторожней, с непривычки можно поскользнуться.

После того как я облачился в пижаму, мы с Игорем Матвеевичем дошли по коридору до двери, над которой горело табло «Реанимация. Не входить». Круглов приложил к замку карточку, дверь распахнулась, послышался противный звук, напоминающий звон будильника.

Откуда ни возьмись появилась девушка в голубой пижаме.

– Игорь Матвеевич, это вы, – воскликнула она, – я уже заволновалась: кто идет? Не заметила, как вы уходили, вроде дверь не пищала. Вот какая я невнимательная.

– Не нервничай, Алена, – остановил медсестру Круглов, – я вышел к лифту не через дверь.

Девушка заморгала и повторила:

– Не через дверь? А как?

– Окно открыл, – очень серьезно ответил заведующий.

Личико Алены вытянулось.

– Окно? Мы же на четвертом этаже!

– Разве ты не знала, что я человек-паук? – усмехнулся Круглов. – Ступай, все в порядке, здесь свои, мы к Булкиной.

– Человек-паук, – повторила нам в спину медсестра, – так он в кино! В жизни его нет.

– Хорошая сотрудница, – пояснил доктор, когда мы шли по коридору, – три года работает, ни одного замечания. Ответственная, аккуратная, исполнительная. Но с чувством юмора у нее беда. Все, даже неописуемую глупость, всерьез воспринимает. Поэтому ее коллектив подкалывает. Работа трудная, добрая шутка мною приветствуется. Когда будем уходить, Алена поинтересуется: «Вы опять надо мной пошутили?»

Реаниматолог вошел в палату и спросил:

– Ольга Михайловна, вы не спите?

– Жду Ивана Павловича, – прозвучало в ответ.

– А вот и он, готов с вами поговорить, – улыбнулся Круглов.

– Добрый вечер, – сказал я. – Как ваше самочувствие?

– Жива пока, – тихо ответила Ольга.

– Ваш пессимизм не к добру, что значит «пока»? – укорил больную врач. – Вы у нас молодец, скоро домой отправитесь! Ну, оставайтесь вдвоем, поговорите, но долго беседой не увлекайтесь. А то устанете. Иван Павлович, возьмите табуретку, она чистая, у нас в палате порядок. Только мыши по ночам к судну бегают, никак их не научим туалетом пользоваться.

Ольга Сергеевна засмеялась.

– Веселый больной быстрее встает на ноги, – сказал завотделением и удалился.

– Очень опытный врач, – вздохнула Булкина, – но всегда шутит по-дурацки. И что самое странное: он меня веселит. Мыши к судну бегают! Надо же такую глупость придумать. Садитесь, Иван Павлович.

Я опустился на табуретку.

– Что случилось?

Ольга Михайловна схватилась за ручку, которая висела над ее головой, и села, опершись спиной о подушку.

– Иван Павлович, он жив!

– Кто? – уточнил я.

– Алик, сын Ларисы. Письма мне не шантажист писал, – выдохнула Булкина. – Я почему гипертонический криз заработала? Он в моей машине сидел. Я открыла дверь, а там Алик спрашивает: «Как дела?» У меня все поплыло, я погрузилась во тьму. Очнулась в «Скорой».

Я решил разобраться в случившемся.

– Вы собрались куда-то ехать?

– Домой, – кивнула Булкина, – поздний вечер настал, я закончила прием клиентов, устала. В тот день записалось три человека, а я каждому много энергии отдаю. Предсказание будущего – нелегкое дело. Обычно больше двух клиентов я не принимаю. Но одна дама очень просила, у нее исчез муж. Ушел на работу и не вернулся…

Булкина махнула рукой.

– Другому кому я точно бы отказала. У меня с утра голова кружилась, ноги были слабыми. Но той женщине я помочь хотела, она очень переживала и не первый раз ко мне обратилась.

– Так, – сказал я, – пока понятно.

– После последнего сеанса я пошла к машине, – продолжала Ольга, – хотела побыстрей до дома добраться, душ принять, смыть чужой негатив. Открываю дверцу…

Больная прикрыла ладонью глаза.

– А на переднем сиденье рядом с водительским местом сидит младенец, он говорит…

Я тронул клиентку за плечо, она опустила руку.

– Ольга Михайловна, в вашем автомобиле сидел новорожденный?

– Нет, ему, наверное, месяцев восемь-девять было, – прошептала Булкина.

– Уж извините мою неосведомленность, я собственными детьми не обзавелся, не знаю, как развивается ребенок, – продолжал я. – В этом возрасте он уже умеет сидеть?

– Да, кое-кто даже ходит, – ответила Булкина.

– А когда речь появляется? – задал я самый актуальный вопрос.

– По-разному бывает, – протянула Ольга, – у девочек раньше, у мальчиков позже. Изъясняться начинают… ну… года в два примерно, родители понимают, чего чадо хочет, а посторонние не очень.

Я обрадовался.

– Значит, тот, кто находился в машине, не мог разговаривать.

– Но он говорил, – стояла на своем Ольга.

Я понял, что воздействовать с помощью логики на Булкину бессмысленно, и сдался.

– Можете точно передать его слова?

– Я Алик, я умер, – зашептала Ольга Михайловна, – теперь пришел за тобой. Из мира, где ты берешь информацию… Там… за Ниагарой, там… – Ясновидящая втянула голову в плечи. – Как только ребенок произнес эту фразу, мне стало понятно, что это не глюк. И я потеряла сознание.