Нам предстояло первое испытание: если хотим есть, то должны готовить. На шестерых. Зед разрезал пластиковые хомуты у нас на запястьях, и мы впервые с момента похищения остались со свободными руками. И хотя ножи убрали, на кухне остались чугунные сковородки, терки, овощечистки, скалки. Море подручного оружия на случай, если у нас хватит духу на мятеж, как выразился Зед.

Он спокойно стоял перед нами, у центрального металлического стола на роликах. Из кобуры торчал тазер. Черные кожаные кармашки на ремне тоже не пустовали. И мне не очень хотелось знать, что там.

Зед говорил, а зеленая кобра, вытатуированная на его голове, покачивалась, свивая кольца под слепящим верхним светом, словно вот-вот бросится на нас. Похоже, в отличие от Мика, Зед не стал бы нас убивать, а замучил бы такими изощренными способами, что мы сами пожелали бы смерти.

Заканчивая свое дружеское напоминание, он предупредил, что, стоит нам затеять диверсию, наказание последует незамедлительно, включая, помимо прочего, лишение еды до конца нашего срока.

Так и сказал: до конца нашего срока. Как будто мы отбывали заключение, возможно, пожизненное и без права на амнистию.

Мне стало смешно, но я сдержалась.

Наши тюремщики достали провизию. Свежего было не так много – видимо, пожизненно осужденным не полагалось, – чего не скажешь о впечатляющей груде консервов и упаковок сыпучих продуктов. Их хватило, чтобы до отказа заставить кладовую в пятнадцать квадратных метров. Стараясь не думать о том, на сколько рассчитаны эти припасы и какие планы строили похитители, я прошлась мимо полок и собрала ингредиенты для относительно нормального ужина.

Для нашего первого гастрономического вечера в тюрьме я выбрала спагетти с томатным соусом. Благо недостатка в пюре из помидоров, растительном масле, специях и чесноке не было. Выложив собранное на центральном столе, я добавила баночку оливок, маринованного лука, моркови и молочной кукурузы. Без свежих продуктов оставалось довольствоваться отвратительными консервированными овощами. Содержание соли в консервах было никак не уменьшить, но для питательности морковь и кукурузу можно добавить в соус. Он вышел бы вполне съедобным, а оливки и лук придали бы ему вкуса. За мою маринару не вручили бы кулинарную премию северного Нью-Гэмпшира, но в тюрьме оценили бы по достоинству.

Зед с интересом следил за моими приготовлениями. Только не рассказывать же ему, как мы с матерью жили в муниципальном районе. Я могла не только сварганить ужин из консервов, но и почистить туалет кока-колой, и оттереть швы кафельной плитки с отбеливателем и пищевой содой.

Джастина я попросила сварить полкилограмма спагетти. Повар он был хоть куда, особенно если дело доходило до гриля и отборного филе. Пока мы с Эшлин колдовали над соусом, муж занялся макаронами. Дочь открыла банки и опробовала пластиковый нож на мягкой моркови и скользком луке. Вторым ножом я резала оливки. Для разделки консервированных овощей острого лезвия не требовалось.

Какое-то время мы работали молча. Было приятно сосредоточиться на чем-то целесообразном. Скоро в воздухе повис запах спагетти, и у Эшлин заурчало в животе. Двадцать часов без еды? Подсчитать толком не удавалось, поэтому я закончила с резкой, перемешала ингредиенты, добавила специй и поставила томиться на плиту. Кухня была частью моей жизни, движения отточены временем. Я готовила на автопилоте.

Проблемы начались, когда Джастин захотел проверить, сварились ли спагетти, и попросил передать ему ложку. Я вытаращилась на него, стоя перед кастрюлей, полной дымящейся томатной массы, и не могла вспомнить, что значило это слово… ложка, ложка, ложка?

– Либби, – окликнул Джастин.

Я уставилась на него с еще большим интересом.

– Ух ты. Не слишком горячо? – Он вытянулся передо мной и крутанул регулятор пламени. Это было понятно. Диск повернулся, огонь уменьшился, температура упала. Я ведь не хотела, чтобы соус подгорел.

Но потом Джастин все испортил, опять попросив у меня ложку. Я повернулась к нему чуть ли не с раздражением.

– Нет у меня лофки, – услышала я свой голос.

– Чего?

– Лофки.

Прозвучало как-то странно. Я наморщила лоб. Эшлин смотрела на меня во все глаза. Зед тоже. Голова раскалывалась. Я приложила руку к виску и поняла, что меня качает.

Подошел Зед.

– Как тебя зовут? – спросил он.

– Кэтрин Чепмен, – устало сказала я.

Муж почему-то побледнел.

– Мама?

Зед дотронулся до меня. Эта кобра, эти клыки, эти блестящие кольца… Я отдернулась и коснулась спиной раскаленной кастрюли с кипящим соусом.

– Либби!

Джастин оттянул меня в сторону, подальше от плиты. Зед приложил пальцы к моим векам и уверенным движением поднял их.

Кто-то застонал. Наверное, я.

– Да, приложил тебя ублюдок, – проговорил Зед. – Посчитай до десяти.

Я остановила на нем бессмысленный взгляд, стараясь уткнуться в мужа, который теперь стоял рядом, как стена, и поддерживал меня сзади. Так хотелось прильнуть к нему. Когда-то в самом начале я любила обниматься с Джастином, тонуть в его крепких руках. Мы замирали как две половинки одного пазла, и я чувствовала себя в безопасности. Как же сейчас мне не хватало этого ощущения:

Он сжал пальцы у меня на плече – едва заметный жест, вселяющий спокойствие, – и его сегодняшнее обещание вдруг обрело вес. Он не даст нас с Эшлин в обиду. Он поклялся.

– Раз, два… – подсказал Зед.

– Восемь? – прошептала я.

– Зашибись. – Зед отошел и глянул на Джастина. – У твоей жены сотрясение.

– Между прочим, из-за твоего психопата. Не можешь своих людей контролировать?

– Как и ты свою семью, видимо. Неважно. Радар – отличный медик. Он ее осмотрит.

Зед махнул рукой в сторону камеры на потолке. Электронный глаз под стать змеиному, подумала я. Голова кружилась еще больше. Джастин попросил Эшлин присмотреть за соусом, отвел меня к стулу и оставил одну. Верхний свет слепил глаза, отражаясь от стальных поверхностей вокруг. Меня мутило. А что толку? За последние сутки из меня вышло все, что было внутри. Я пыталась внушить это своему ноющему желудку. Муж тем временем поднял с плиты тяжелую кастрюлю спагетти, отнес ее к раковине и опорожнил в дуршлаг. Эшлин сухо объявила, что соус готов. Только смотрела она не на томатную гущу, а на меня. Во взгляде сквозили беспокойство, злость и страх. Голова разболелась сильней. Я не хотела, чтобы моя дочь переживала такое. В конце концов, я должна была заботиться о ней.

Джастин и я против остального мира.

Муж выключил плиту. В дверях кухни появился Радар.

Он осмотрел меня сверху донизу, проверил глаза и кивнул сам себе.

– Идти можете? – спросил он.

– Лофка, – сказала я.