Бывший муж женился, взял женщину с ребенком – девочкой Светланой, на пять лет младше Нодика. Это была единственная сфера, полностью для нее закрытая – сын категорически отказывался обсуждать и отца, и все, так или иначе с ним связанное. Естественно, Екатерина Семеновна и в мыслях не держала прекратить их общение (то есть в мыслях-то, конечно, держала – кто ж из нас застрахован от крысиных мыслей? – но никогда бы этого не сделала), прекрасно понимая, как важно для мальчика присутствие отца, даже такое эпизодическое. Угнетала сама мысль о своей непричастности, о некоей тайне, об утечке чувств, отданных другому, а значит, отнятых у нее. И ведь как в воду глядела…

И все-таки, как потом оказалось, это были счастливые годы. И уже появились первые результаты затраченных ею огромных усилий – Нодик окончил школу с серебряной медалью и институт с красным дипломом, и, хотя тогда уже все горело голубым огнем в горниле перестройки и логичнее было бы зарабатывать деньги, Екатерина Семеновна сумела отстоять ценность образования, и сын поступил в аспирантуру.

Счастье кончилось одним днем, лопнуло как мыльный пузырь. Конечно, она понимала, что когда-то в их доме появится чужая женщина, и даже готовила себя к этим печальным переменам, но такого пассажа не могла себе представить и в страшном сне, в липком ночном кошмаре, в горячечном бреду.

Когда бывший муж позвонил ей и попросил о встрече, Екатерина Семеновна, напуганная чудовищным беспределом нового сумасшедшего времени, решила, что он намерен отнять у нее квартиру, уповая на мифические, давно утраченные права, и, зациклившись на бредовой этой идее, долго не могла понять, о чем это он талдычит и какое отношение к наглому захвату имеет его падчерица Светлана? А когда поняла…

Поначалу ей казалось, что все еще можно исправить – мольбами, угрозами, имитацией тяжкой болезни. Но сын был непреклонен, остался глух и к доводам рассудка, и к воплям ее уязвленного сердца. И это было непостижимо, невероятно! Ее мальчик, такой справедливый и чуткий, такой разумный, попался в расставленные сети, как наивный простачок. Трудно ожидать подвоха со стороны родного отца и разглядеть в его действиях мелочное желание досадить бывшей супруге, а может, и совсем другие, далеко идущие планы. Но дело не только в этом!

Если даже умудренные жизнью мужчины покорно влекутся в тенета предприимчивых юных кокоток (да какое там покорно влекутся – летят как бабочки на огонь!), то что говорить о порядочном молодом человеке, воспитанном на классической литературе, для которого слово чести не пустой звук?! Обвести его вокруг пальца все равно что… два пальца об асфальт, как говорят ее студенты. Что сие означает, Екатерина Семеновна не знала, но выражение казалось ей емким и по смыслу весьма подходящим, поскольку и то, и другое сделать было элементарно – обмануть ее доверчивого сына и ударить об асфальт два пальца. Вообще современный молодежный жаргон… Впрочем, время ли сейчас размышлять о молодежном жаргоне?! Впору бить в колокола, рвать волосы и посыпать голову пеплом. Потому что самое страшное заключалось не в том, что сын вырос и уходит в свою взрослую жизнь, и даже не в том, что уходит он в нее «по-английски», полностью игнорируя мнение матери и даже не поставив ее в известность, хотя это оскорбительно и невероятно при их-то отношениях! Самое страшное – сделанный им выбор.

Но если он сам не пришел к ней (к ней! матери и другу!), а прислал своего отца, значит, понимал свою неправоту? И все-таки предал? Почему?

Бывший муж нес полную ахинею, мол, дети полюбили друг друга; Арнольд не знает о моем визите, и я прошу сохранить его в тайне; он страшится твоей реакции, и я очень надеюсь, что к тому моменту, когда он сообщит тебе о своем решении жениться на Светлане, ты сумеешь подавить свою неприязнь ко мне и моей новой семье или, во всяком случае, не испортишь из-за этого жизнь сыну.

Вот такой благородный герой – дал ей время подготовиться, одолеть свою звериную сущность. Спасибо ему и низкий поклон. Нет, не зря, не зря она отторгла его в свое время, казалось бы, без видимой причины, а на самом деле интуитивно угадав в этом человеке душевную гнильцу. И вот теперь он отомстил, ударив в самое больное место – отобрал сына – единственное, что у нее есть. Или только пытается отобрать?

В любом случае вариантов было всего два. Либо Нодик не понимает, как унизительно для матери его решение, и тогда она попробует открыть ему глаза. Либо понимает, но не берет в расчет, а значит, является достойным сыном своего ничтожного отца, и она терпит полное фиаско.

Как оказалось, Нодик не понимал, но глаза открыть категорически отказался, назвав все ее доводы несусветной чушью, ерундой на постном масле и как еще он там выразился? Впрочем, стоит ли растравлять рану? Екатерина Семеновна вспылила – ну, нервы не выдержали, что ж тут странного! И сын сказал, что в таком случае переедет к отцу, где и будет жить с молодой женой.

А вот это был бы уже настоящий конец, крах всей жизни, полный абзац, как говорят ее студенты. Только на своей территории она могла держать ситуацию под контролем и еще на что-то надеяться. И Екатерина Семеновна мгновенно сменила тактику.

– Прости меня, – сказала она. – Ты абсолютно прав. Сама не знаю, что я несу. Просто твое сообщение застало меня врасплох. Конечно, вы будете жить здесь. И все вместе мы не позволим прошлому вторгаться в нашу сегодняшнюю жизнь и ломать ее. Ты ведь знаешь, я боюсь перемен и мучусь былыми обидами, страшусь пренебрежения, и одиночество пугает меня…

Она познакомилась с будущей невесткой, и роль гостеприимной хозяйки далась ей совсем нелегко. Потом был мучительный визит вежливости в дом бывшего мужа и, наконец, многолюдная свадьба с друзьями и родственниками: сияющий жених, сияющая невеста и сладкая парочка – отец, он же свекор, он же отчим с новоиспеченной тещей, неразлучные, как сиамские близнецы.

Когда гости дружно грянули «горько!» и Нодик обнял молодую жену, Екатерина Семеновна заплакала, комкая у рта кружевной платочек. Казалось, она плачет от счастья, но это были слезы бессильной ярости.

Она напрасно подозревала сына в душевной черствости. Тот понимал ее чувства, не постигая, однако, их пугающей глубины, видел, как мать пытается наладить новую жизнь, страдает, ломая себя и привычный удобный уклад. Ну что поделаешь, если действительность она воспринимает так, а не иначе? Постарела, подурнела, но ведь старается, держится изо всех сил. И Нодик, движимый состраданием, желая защитить мать от неизбежных сложностей и переживаний, сказал молодой жене:

– Света, я очень тебя люблю. Но если мне придется выбирать между тобой и матерью, я выберу мать.

– Даже если она станет меня обижать? – обомлела Светлана.

– Она никогда этого не сделает. Просто будь умной, прошу тебя.

Это была точка отсчета – время пошло.

Ненависть казалась такой жгучей, что удержать ее порой не хватало сил, и Екатерина Семеновна, сроду никогда не ругавшаяся и считавшая это низостью и плебейством, теперь, настигнутая горячей волной, сжимала кулаки и шептала:

– Сука, блядь! Чтоб ты сдохла!