Вера вдруг задумалась, перестала задавать вопросы. На лице незаметно для нее самой появилось озабоченное выражение.

— Верунь, ты чего? — спросила Зина.

— Я должна подыскать себе комнату, — сказала Вера. — Ты только подожди немножко, хорошо? Я постараюсь поскорее…

— Верка, ты что несешь? — возмутилась Зина. — Ты что, обалдела?

— Вера, я тебя никуда не отпущу! — вторила ей Антонина Ильинична.

— Я в гости приехала, — негодующе продолжала Зина. — Думаешь, я на комнату претендую? Вообще очумела!

— Мы прекрасно разместимся здесь втроем, — заявила Антонина Ильинична. — Вчетвером, — тут же поправилась она, потому что словно в подтверждение ее слов с полу раздался плач.

Андрейка-батарейка даром времени не терял: кузов грузовика был у него в одной руке, кабина и шасси — в другой, одного колеса не хватало. Но, услышав, что взрослые ссорятся, он забыл о своих трудовых подвигах, поднялся на крепенькие, но еще нетвердые ножки, разинул рот с редкими молочными зубками и протестующе заревел. Вера торопливо подхватила его на руки, усадила к себе на колени, прижала, укачала и поцеловала в макушку. Андрейка затих.

— Ну вот, ребенка напугала, — негромко проворчала Зина. — Как тебе только в голову взбрело? Мне место в общежитии дают, я в Москве жить буду. А к вам — в гости приезжать. Между прочим, работа в парикмахерской начинается в восемь утра, за полчаса надо быть на месте. Думаешь, я буду через день в Москву отсюда мотаться? Это ж в пять вставать! Сдохнуть можно!

— Я встаю, — тихо вздохнула Вера, слегка покачиваясь вместе с Андрейкой. — И не через день, а каждый день.

— Ну ты у нас известная «комсомолка, спортсменка, красавица», — отшутилась Зина. — Ты ж небось и здесь на одни пятерки учишься?

Вера в ответ пожала плечами: мол, что ж тут поделаешь?

— Ты извини, — Зина доверительно понизила голос, — я к твоей маме заходить не стала перед отъездом. Она всем хвастает, как ее Лорочка прекрасно устроилась в столице. Я боялась — зайду, а она еще попросит Лорочке письмо передать или посылку. Не знаю, может, это мелко, но я не зашла. Она тебе пишет?

— Она даже не знает, где я.

— Да ты что? Ни разу не написала? — опешила Зина.

Лицо Веры стало строгим, даже мрачным.

— Насколько я поняла с твоих слов, она прекрасно обходится без меня. Давай не будем об этом.

Зина снова принялась за сочинские новости, но Вера больше не слушала. Подруга невольно напомнила ей о том, что она предпочла бы забыть навсегда. Андрейка, снова почувствовав ее настроение, недовольно захныкал и завозился.

— Тебе спать пора, мой хороший, — прошептала Вера ему в макушку и, извинившись, занялась ребенком.

Привычно, ловко, без суеты она проделала весь вечерний ритуал: покормила теплой кашей с фруктовым пюре, напоила теплым молоком, высадила на горшок, искупала и уложила спать. Посидела с малышом, пока он не заснул. Она старалась улыбаться, но ее мучили неотвязные мысли.

«Папа, а что такое „отродье“?»

Не хотела же вспоминать, а вспомнила! Ну, ничего. Главное, теперь у нее есть Андрюша, и он ничего такого никогда не узнает. Его никто и никогда не будет так называть. Вон как сладко спит…

Вера с детства мучилась бессонницей. Ей было страшно, и она не могла заснуть. Когда она была совсем еще маленькой, папа купил ей привезенную моряками на теплоходе из ГДР рыжую плюшевую обезьянку. Вера привыкла брать ее в постель и без нее уже не засыпала. Она подтягивала колени к животу, обеими руками крест-накрест обхватывала шею, прижимая к груди игрушку, поворачивалась на бок и только в такой «зародышевой» позе засыпала. Это было очень вредно, она практически перекрывала себе кровообращение, но иначе заснуть не могла. И эта скверная привычка сохранилась у нее в Долгопрудном, хотя здесь бояться было нечего. Кроме того, она все время мерзла, наваливала на себя гору одеял и натягивала на ночь шерстяные носки. Они у нее так и назывались — «постельные».

Зато Вера всякий раз радовалась, видя, как сладко спит ее сын — на спинке, раскинув ручки, изредка причмокивая губками, — и его не мучают никакие страхи. Что было с ней — значения не имеет. У него будет совсем другая жизнь. Ему нечего бояться. Он у нее вырастет спокойным и счастливым.

В комнату заглянула Зина. Вера сделала ей знак не шуметь, а Зина поманила ее: давай выходи! Вера поднялась и на цыпочках вышла в кухню.

— Давай посидим еще немного, — предложила Зина. — Тетя Тоня спать пошла, а мы посидим. Давай наливочки выпьем.

— Я не хочу.

— Да мы по чуть-чуть! — Зина достала из шкафа маленькие рюмочки и разлила наливку. — Ты про себя еще ни слова не сказала. Как ты живешь-то?

— Нормально, — пожала плечами Вера. — Учусь, работаю. Что тут рассказывать?

— А этот твой? Так больше и не проявился?

— Проявился, — сухо и безрадостно ответила Вера. — Этой зимой.

— Ну и? — Зина даже подпрыгнула на стуле от нетерпения. — Что ж ты молчишь? Давай рассказывай!

— А что рассказывать? Нашел меня в институте, сказал, что расстался с Лорой… Я сказала, что меня это не интересует.

— Ой, да ты что! — ахнула Зина. — Я просто обожаю, когда нашкодившие мужики назад приползают и начинают пресмыкаться. Между прочим, твой Андрюшка здорово на него машет… Я его только раз в жизни и видела — тогда, в загсе, ну и еще в окно, — уточнила Зина, — но я тебе прямо скажу: одно лицо. Даже обидно. Можно подумать, ты тут вообще ни при чем. Как будто и не ты рожала. Значит, ты его прогнала?

— Прогнала, — подтвердила Вера.

— И про сына не сказала?

— А зачем? Чтобы он мне алименты платил? Мы с Андрейкой и без него прекрасно обходимся.

— Я бы так не смогла, — покачала головой Зина. — Я бы простила.

— Ну а я простить не смогла. Нет, я его пожалела, конечно, но простить… Нет, не смогла. Целый месяц он в моем доме крутил роман с Лорой у меня под носом. Я ему так и сказала: если ты мог принять ее всерьез, о чем с тобой говорить? А он, между прочим, меня попрекал. Целый скандал устроил: как это я ему не сказала, что Лора не может иметь детей?! Да, да, что ты на меня так смотришь? — Вера перехватила ошеломленный взгляд подруги. — Ах да… ты не знаешь. Она что-то такое с собой сделала. Не то аборт неудачный, не то трубы перевязала по-тихому. Давно уже, я еще маленькая была. Это большой секрет. В подробности я не вникала.

— А ему сказала, что ребенка ждет? Ну, Лорка! — невольно восхитилась Зина. — Но ведь он мог и не жениться! Послал бы ее куда подальше, и дело с концом. По-моему, это говорит в его пользу, раз он женился.

— Давай больше не будем об этом, — попросила Вера. — Не хочу я о нем вспоминать.

На самом деле она, конечно, вспоминала. Как о родительских ссорах: и не хотела вспоминать, а вспоминала. Мысли о Коле сами собой, непрошеными, проникали ей в голову. Вера вдруг спохватывалась, что думает о нем, гнала от себя его образ, но он так и стоял перед глазами: крупно вьющиеся черные волосы, падающие на лоб, веселые цыганские глаза, плутовская улыбка… Вера сердилась на себя, но это было сильнее ее. Вот вроде бы и совсем о нем не думала, но вдруг спохватывалась, что давно уже ведет с ним мысленный разговор. Это был морок, наваждение… Вера ничего не могла с собой поделать. Как ей было не вспоминать, когда каждый день ее встречали те же весело поблескивающие угольки цыганских глаз на лице сына?