— Я верю, — чужими губами улыбнулась ей Вера.

Тельце ребенка оказалось даже не теплым, а прямо-таки горячим. Его нежный жар прорвал наконец пелену отрешенности, и Вера вернулась в настоящее, в «здесь и сейчас». Заглядывая в маленькое личико с еще слепыми глазками, прижимаясь щекой к мягко пульсирующей макушке, она почувствовала себя матерью.

— Там, в приемном покое, женщина ждет… Поливанова. Передайте ей, пожалуйста, что… что у нас все в порядке. Она нас ждет, — попросила Вера.

— Бу зде, — шутливо пробасила в ответ великанша. — Спокойно, данные уже ушли. А что ж тебя одна мамка ждет? Папашу-то красавца такого где потеряла?

Вера промолчала.

Сына она назвала Андреем. Родился он 26 апреля 1993 года. Это был нехороший день, день чернобыльской катастрофы. И еще, по странному стечению обстоятельств, в этот самый день, правда, за два года до Чернобыля, погиб Верин отец, Василий Петрович Нелюбин. Но Вера решила не придавать значения дурным знамениям. Для нее этот день стал днем рождения ее малыша, вот и все.

И все-таки страх вернулся к ней. Этот страх мучил ее с самого начала, но до родов она старалась о нем не думать, а теперь он встал перед ней во весь рост. Вера не могла больше обманывать себя. Антонина Ильинична ждала рождения ее ребенка. И что теперь будет? Вдруг она начнет воспитывать его по-своему и вообще присвоит себе?

В один из первых дней после ее приезда Антонина Ильинична рассказала Вере о своем погибшем сыне Сереже. Ему было четыре годика, и они всей семьей пошли на море. В тот день были волны, никто не купался, но Сережа захотел попрыгать в полосе прибоя. Там резвилось множество детей, и родители его отпустили. Высокая волна накрыла его с головой. Он захлебнулся, дыхательные пути забились песком и илом. Родители тут же подбежали к нему, но откачать не смогли. Врачи потом сказали, что он умер мгновенно: его маленькое сердце остановилось от испуга.

— Море я с тех пор видеть не могу, — призналась Антонина Ильинична Вере. — Хорошо, что мы уехали.

Через несколько лет после гибели сына муж Антонины Ильиничны предложил ей завести другого ребенка, но она отказалась. Ей казалось, что это будет предательством памяти Сережи. Они спорили, даже ссорились… Она не соглашалась, не подпускала его к себе, он с горя даже завел кого-то на стороне, но жену не бросил. Прошло еще несколько лет, и Антонина Ильинична страшно пожалела о своем упрямстве, но было уже поздно: она больше не могла иметь детей.

— А усыновить? — спросила Вера, выслушав рассказ. — Вы не думали об усыновлении?

— Думали, — горестно вздохнула Антонина Ильинична. — Мне даже казалось, что это лучше, чем рожать. Это была бы не подмена Сережи, а совсем другой ребенок. Но усыновление — такая волокита… И потом… Я знала одну семью, тоже из военных. У них шестнадцатилетний сын погиб, застрелился из самодельного пистолета. Нет, он не покончил с собой, это был несчастный случай, но тут уж разницы нет: он умер. Они погоревали и решили усыновить ребенка. В детдоме их обманули. Они взяли девочку, а она оказалась неполноценной, с тяжелым поражением ЦНС. Центральной нервной системы, — пояснила Антонина Ильинична в ответ на вопросительный взгляд Веры. — Не то что говорить, даже ходить не могла. В детдоме об этом знали, но от приемных родителей скрыли, сплавили им неизлечимо больного ребенка. Они оказались к этому не готовы. Помучились-помучились, да и решили отдать девочку обратно. Я их не осуждаю. А главное, они были людьми уже немолодыми. Что стало бы с этой девочкой после их смерти? Так они еще в судах намаялась, пока доказывали, что их обманули. Нет, мы решили не связываться с усыновлением.

Вера этот рассказ не забыла и теперь боялась, что воспитание ее сына превратится в перетягивание каната. Но деться ей было некуда, никакого другого выхода из тупиковой ситуации она не видела.

Боялась она напрасно. С самого первого дня Антонина Ильинична стала маленькому Андрюше не матерью, а бабушкой. Помогала, учила Веру пеленать, готовила, стирала, гладила пеленки… Появились одноразовые памперсы, но они стоили дорого, и Антонина Ильинична сказала Вере:

— Мы без этих памперсов выросли, и ничего. И Андрюшенька наш вырастет.

«Андрюшенька» оказался парнем жутко хитрым и коварным. Днем он отсыпался, а по ночам предпочитал общаться с человечеством. Вера с Антониной Ильиничной даже прозвали его «маленькой ночной серенадой». Антонина Ильинична вызвалась вставать к нему по ночам, но не тут-то было: Андрюшенька свои права знал твердо и требовал только маму. Лишь на руках у Веры он засыпал, но, стоило ей уложить его в кроватку, тотчас же снова просыпался и начинал разводить трели.

Тогда Антонина Ильинична соорудила для Веры нечто вроде сумки кенгуру. Андрюшу укладывали в эту сумку, а Вера, освободив руки, сидела по ночам за компьютером и вносила в формы финансовой отчетности длиннющие многозначные КБК — коды бюджетной классификации. Попробуй только пропустить нолик или перепутать цифру — деньги уйдут не туда.

При этом Вера разговаривала с сыном. Андрюша обожал, когда с ним разговаривали. Прислушивался, а когда Вера, устав, замолкала, начинал тихонько похныкивать. Личико у него было осмысленное, он как будто все-все понимал.

Днем Вера, конечно, тоже работала. Но днем мальчиком занималась главным образом Антонина Ильинична — такое у них установилось разделение труда. Веру она гнала спать, но малыша надо было кормить каждые два часа, поэтому спала Вера, как сама говорила, «на перекладных».

Когда начали резаться зубки, Вера придумала свое «ноу-хау»: на ночь ставила в холодильник мисочку с чуть подслащенной водой и опускала в нее соски. Когда малыш начинал плакать, она совала ему в рот холодную сладкую соску из холодильника. Сладость была приятна, а холод облегчал боль в воспаленных деснах. Мальчик успокаивался и снова засыпал.

В сентябре у Веры пропало молоко.

Андрюшу к тому времени уже прикармливали разными молочными смесями, но Антонина Ильинична на этом не успокоилась и нашла жившую неподалеку молодую маму, которая сама себя называла «молочной фермой». Излишки молока она сцеживала и продавала. Так Андрюша не остался без грудного молока, а Вера смогла вернуться к учебе.

Антонина Ильинична уговаривала ее взять академический отпуск на год: очень уж страшно было вокруг, она боялась за Веру. Первомайские демонстрации в тот год вылились в беспорядки, погиб сержант ОМОНа Владимир Толокнеев. Веру потряс этот случай. Двадцатипятилетний бывший десантник уцелел в Афганистане только для того, чтобы умереть в мирное время, в столице родной страны… Но в мае, слава богу, сама Вера еще сидела дома. А к осени стало еще страшнее. Казалось, воздух чреват насилием. Но Вера твердо решила вернуться в институт. Она сдала отложенную сессию и перешла на второй курс.

Правда, после 21 сентября, когда президент издал указ о роспуске парламента, Антонина Ильинична настояла, чтобы Вера осталась дома. Просто распялась на дверях и не выпустила ее за порог. Вера просидела дома две недели. Третьего и четвертого октября они вместе, отрываясь, только чтобы покормить и перепеленать Андрюшу, смотрели по Си-эн-эн на закопченный, клубящийся черным дымом Белый дом, видели, как выводят бывших «парламентариев»…