— Туда, где для вас приготовлена лошадь.

Райдер не стал уточнять. Легкого нажатия руки было достаточно, чтобы заставить Мэри двигаться. Распахнув двери тюрьмы, он выпустил ее в ночную прохладу. Ему не потребовалось лишний раз напоминать девушке, что спутника следует взять под руку. Он пониже опустил козырек кепи и постарался приноровиться к ее неспешной походке.

— Вы, наверное, очень довольны собою, — заметила Мэри.

— Неописуемо, — с гордостью ответил Райдер. Хотя во дворе форта было еще людно, на него почти никто не обратил внимания. Встречные взгляды в основном были адресованы Мэри.

— Меня еще здесь не видели в монашеской одежде, — шепотом пояснила она.

Райдер кивнул:

— Я ожидал, что произойдет нечто…

— Мэри! — Звонкий оклик Ренни, стоявшей на крыльце офицерского здания, прервал Райдера на полуслове. — Мэри! Какого черта…

Райдер больше был не в силах молчать.

— Не обращайте внимания! — велел он. — И шагайте чуть-чуть побыстрее.

— Еще никому не удавалось не обратить внимания на Ренни, — задыхаясь, возразила Мэри, но все же ускорила шаг, стараясь не отставать от Райдера. А сестре она крикнула:

— Я вернусь через минуту, Ренни! И все тебе расскажу!

Тут на крыльцо вышла Мойра:

— Девочки, что это вы так раскричались? Мне все было слышно… — Тут она пораженно умолкла, заметив знакомый силуэт Мэри, пересекающей парадный плац. Мойра схватилась за сердце и вскричала:

— Она надела его! О Боже! Я молилась, я так молилась!

Взмахом руки Ренни заставила ее замолчать. Не глядя на мать, она внимательно следила за сестрой.

— Нет, мама, — тихо, но раздраженно возразила она. — Здесь что-то не так. Я готова поклясться. С ней творится что-то ужасное! — И она испуганно вскрикнула, узнав спутника Мэри:

— Позови Джаррета, мама! Зови сию же минуту!

Поскольку Мойра не спешила послушаться дочь, той пришлось просто закричать во всю силу своих легких!

— Джаррет! Поди сюда! Ты мне нужен!

По этому крику Райдеру нетрудно было догадаться, что его маневр раскусили. Он грубо схватил Мэри за руку и поволок прочь. Девушка споткнулась и едва не упала, но он помог ей удержаться на ногах и потащил за собой.

— Вам лучше поторопиться, — пропыхтела Мэри.

Через его плечо ей была видна лошадь, привязанная примерно в пятидесяти ярдах от них. Что-то учуяв, лошадь опустила голову к земле, и тогда Мэри различила силуэт второй лошади. На миг утратив обычную безмятежность, она прошептала Райдеру:

— О нет, вы не могли задумать…

Времени на пререкания не оставалось. Райдер как можно деликатнее подтолкнул Мэри в сторону лошадей. Конечно, один он добрался бы до них гораздо быстрее, но тогда лишился бы единственной своей защиты. Крики на парадном плацу становились все громче, и уже было ясно, что в форту объявлена тревога.

— Скорее, — приказал он. — Бегите со мной.

Мэри попыталась было воспротивиться, но он рванул ее так грубо, что едва не вывихнул плечо. Она понадеялась, что постарается улизнуть, когда надо будет садиться на лошадь, но Райдер с поразительной легкостью буквально зашвырнул ее в седло. Ошеломленная, запыхавшаяся, Мэри и глазом моргнуть не успела, как он отвязал поводья и вскочил в седло сам.

Оглянувшись, девушка заметила первых солдат, бегущих за ними. Луны не было, и преследователи показались ей сплошной темной массой. И только по нелепо торчащим из этой массы углам она догадалась, что солдаты берут их на мушку.

— Ради Бога, не стреляйте! — взревел Джаррет. — Он захватил Мэри!

— Ну наконец-то, — чуть слышно прошептал Райдер. — Хоть один нашелся с мозгами. — Он тронулся вперед и потянул за поводья лошадь Мэри.

— Мэри! — голос Мойры перекрыл все остальные и был ясно слышен даже здесь.

Мэри прищурилась, безуспешно стараясь различить во тьме силуэт матери.

— Мама! — Независимо of ее желания в этом крике прозвучали мольба и испуг. — Мама! — снова крикнула она. — Я люблю тебя.

— Мэри!.. — раздалось ей вслед, и все, кто слышал этот зов, не могли остаться равнодушными к ужасной душевной боли, прозвучавшей в нем.

Подстегиваемый пронзительным эхом, повторявшим этот крик, Райдер пустил лошадей в галоп.

Поначалу Мэри поклялась себе, что никогда не станет просить его о милосердии. Однако через некоторое время ей пришлось нарушить эту клятву и раз, и два — и вот теперь она боролась с собой, чувствуя, что еще немного — и унизится до просьбы в третий раз. Растрескавшиеся губы сами собой готовы были вымолвить «пожалуйста». Она даже обрадовалась, что горло ее пересохло, отчего слово это так и осталось беззвучной гримасой.

Непроницаемая ночная тьма окружала Мэри. Девушка привыкла, что в Нью-Йорке даже в безлунные ночи улицы освещены фонарями. И в последнее время в мэрии велись переговоры об увеличении количества фонарей. Мэри это представлялось в виде звездного небосвода, снизошедшего на землю. Идея выглядела не такой уж плохой — в особенности при нынешних обстоятельствах. Те звезды, что сияли сейчас наверху, не в состоянии были развеять мрак на ее пути.

При этом она видела, что для Райдера мрак не помеха. По каменистой тропке он двигался куда более уверенно, чем их лошади. Мэри ни разу не заметила, чтобы он колебался в выборе пути. Если не считать того, что поводья ее лошади по-прежнему находились у Райдера в кулаке, можно было подумать, что он забыл про свою спутницу. Он даже ни разу не заговорил с ней с тех пор, как они удрали из форта, и пропускал мимо ушей просьбы о помощи, стоившие ей таких внутренних усилий. При этом скорость, с которой он вынуждал ее двигаться в темноте, была попросту опасной. Райдер не проявлял ни малейших признаков усталости. Лошади же то и дело спотыкались и оступались, а что до самой Мэри, то она полагала, что держится в седле только благодаря природному упрямству и гордости. Правда, такая необычайная стойкость оказалась лишь на руку Райдеру.

— Если бы я была способна грохнуться в обморок, — прошипела девушка сквозь стиснутые зубы, — то рухнула бы замертво сию же минуту — по крайней мере тогда бы он либо остановился, либо бросил меня. — Она покосилась на равнодушную спину Райдера, гадая, услышал он ее слова или нет. — Я не могу нестись сломя голову всю ночь, — добавила она с гневом. Каждая клетка ее тела вопила от боли. А в некоторых местах боль была столь сильна, что слезы выступали на глазах. Мэри могла поклясться, что у него ломит даже корни волос. — Послушайте, я больше не могу.

Признание прошелестело чуть слышным шепотом и прозвучало унизительно-жалобно, и Мэри была даже рада, что не получила ответа. Она постаралась думать о другой Мэри, ее тезке, и о полном опасностей побеге в землю Египетскую, подальше от Иродова гнева. Та Мэри проехала верхом на осле многие мили через пустыню, держа на руках ребенка, и нигде не говорится, что она проклинала Иосифа или же возносила жалобы Богу.