Не отрывая от него взгляда, я всосала в рот верхушку банана, самый его кончик. Прикрыв глаза, углубилась. Совсем немного… Туда-сюда. Вверх-вниз.

Профессор начал запинаться.

— Действительно, Венеция старалась сохранить нейтралитет, опасаясь в случае, если крестовый поход, задуманный… английским… эмм… простите… французским королем, окончится неудачей, утратить свои позиции на Средиземном море… Да… ммм… Вот. Крестовый поход, значит… задуманный… задуманный…

Оглядевшись и убедившись, что на меня точно никто не смотрит, я взялась за дело, а точнее, за банан уже всерьез. Прошлась по всей желтой длине языком, пощекотала его сверху и, наконец, глубоко втянула в рот…

Кронвиль взялся рукой за кафедру.

— На самом деле, веницианцы страшились, что в случае военных успехов… этого самого… как его… короля на континенте… они приобретут… чересчур уж могущественного соседа. Как пишет Доменико Малипьеро…

Банан еще раз скользнул в мой рот, и медленно-медленно выскользнул. Кронвиль перестал пытаться вспомнить имена королей, замолчал и деревянным шагом зашел за кафедру.

— Профессор?

Я не видела, кто именно его окликнул, потому что в этот самый момент увлеченно пыталась принять банан в самое горло, чего делать не умела, но дико хотела попробовать. Не с бананом, разумеется.

Удовлетворившись тем, что у меня почти получилось, я вернулась обратно, к самому кончику… и снова медленно, чуть прокручивая в руке уже порядком замученный фрукт, съехала по нему губами вниз. Ммм… Сладенький. Интересно, меня одну это так возбуждает? Желая проверить, я подняла глаза… и чуть не подпрыгнула.

Вцепившись побелевшими пальцами в кафедру, доктор Кронвиль смотрел на меня с таким видом, будто хотел съесть, трахнуть и убить одновременно. Но скорее последнее, судя по тому, какой яростью горели его темные глаза, и как играла желваками его челюсть.

— Простите, девушки, срочный звонок, — процедил он наконец. Подхватил со стола папку и, держа ее на уровне бедер, быстро вышел из аудитории.

«Что ты творишь?!» — пришло на мой телефон сообщение спустя пять минут озадаченной тишины и гаданий, что это случилось с профессором.

Спрятав телефон под столом, я ответила домашней заготовкой.

«Соблазняю едой?» — и поставила подмигивающий смайлик.

Ответ пришел спустя две минуты и сразу же бросил меня в холодный пот.

«Я не намерен терпеть подобные выходки. Будь готова в четыре часа, я заберу тебя с парковки. Отдашь мне компромат и соблазняй кого-нибудь другого.»

Слова сообщения мгновенно расплылись, и я поняла, что слезы застлали мне глаза. Убрав телефон в карман, я физически чувствовала, как пустеет и леденеет мое сердце.

Соблазняй кого-нибудь другого… соблазняй кого-нибудь…

А если я не хочу? Не хочу никого больше соблазнять! Вообще! Никогда!

Кинув так и не съеденный банан на стол, я захромала к выходу. Уже у двери случайно оглянулась, уловив на себе внимательный взгляд Катьки Самойловой, но мне было наплевать. Пусть подозревает.

В этот момент я хотела только одного — догнать его, извиниться и заставить вернуться. Не в аудиторию. Ко мне.

Нашла я его довольно скоро, хоть и оказалось, что без костыля передвигаюсь не так быстро и безболезненно, как хотелось бы. Все-таки медсестра была права.

На счастье, доктор Кронвиль никуда не уехал, а всего лишь сидел в своем кабинете двумя этажами выше, и, судя по тому, с каким усердием он читал перевернутую вверх тормашками книгу, ждал меня.

— Прости, пожалуйста. Я больше так не буду, — с ходу, прям с порога выдохнула я. На ногу уже невозможно было наступить, и я стояла, как цапля, поджав ее и опираясь о косяк двери.

Медленно, будто нехотя он отложил книгу, скользнул по мне взглядом, остановился на больной ноге и нахмурился.

— Почему ты без костыля?

Я пожала плечами, пошатнулась и поморщилась, стараясь удержать равновесие.

— Забыла в аудитории…

Вот. Пусть почувствует себя виноватым — пришлось его догонять, когда и ходить-то трудно. Он вздохнул и встал со своего кресла. Подойдя ко мне, обнял за талию, завел внутрь кабинета и закрыл за нами дверь.

— Идем, — и подвел меня к креслу, в котором я сидела уже сто раз, отчитываемая за плохое поведение, усадил в него и сам сел напротив, в такое же. — Послушай…

О-о. Плохо дело. Обычно со слов «послушай» начинаются разговоры из рода «это все не из-за тебя, это из-за меня». Я помотала головой и закрыла уши ладонями. Не хочу слушать.

— Анжелик, — он придвинулся ко мне ближе и взял меня за руку, освобождая одно ухо. — Ты мне очень нравишься… Но, понимаешь… сейчас, там, на лекции, когда ты все это вытворяла… я кое-что осознал. Ты все еще ребенок. Не важно, чем мы с тобой вчера занимались. Неважно, что ты далеко не девственница. У тебя мозги… детские. Совсем. И это не изменится еще лет пять, как минимум. Понимаешь? Это все… неправильно. Так нельзя.

Не удержавшись, я всхлипнула — и впрямь по-детски — и отвернулась от него. Неужели все кончено? Так глупо, что невозможно поверить.

— Я отдам тебе компромат… — зачем-то пообещала я, вытирая щеку тыльной стороной ладони. Ага, компромат, который уже, наверняка, в грузовом самолете, по дороге в Москву.

Он покачал головой.

— Это ничего не изменит. То есть, изменит в том плане, что никто не будет больше за тобой охотиться и угрожать твоей жизни…

Ну, и черт с ним! Распустила сопли, дура! Вырвав его руку из своей, я встала и заковыляла к выходу. Грудь вдруг сдавила непомерная тяжесть, по мере удаления от него все плотнее и плотнее сжимающая сердце. Интересно, ему тоже плохо? Я обернулась.

Да нет, сидит все там же — в кресле для посетителей. Не пошевелился даже. Ну, что ж, вот тебе и ответ на твой вопрос, девочка. Или, погоди, как он тебя назвал — «ребенок»?

Развернувшись, я хотела выйти из кабинета, но комната вдруг пошла кругом, уши заткнуло плотной, звенящей ватой, а пол поплыл куда-то в бок…

* * *

… Анжелик… Анжелик, ты меня слышишь? — крепко прижимая к себе за плечи, доктор Кронвиль щелкал у меня перед лицом пальцами.

Я что, грохнулась в обморок от того, что он дал мне от ворот поворот? Мне?! Да я сама, кому хочешь… Не понимая, как такое могло произойти, я зажмурилась и как следует проморгалась. В ушах до сих пор звенело.

— Наверное, на больную ногу наступила… — пробормотала я, пытаясь высвободиться из его объятий. Но он не позволил, легко подняв меня на руки.

— Я отнесу тебя в лазарет.

Whatever… Я закрыла глаза и постаралась, как могла, абстрагироваться от всего этого кошмара. От ощущения его твердой груди под моей головой — прямо как тогда, кода он нес меня в Убежище. Господи, неужели это было только вчера?