От веселых мыслей женщину отвлек Влад, просунувший голову в дверь:

– Оганезова не можем найти. У тебя один номер его мобильника? Вроде у него их два.

– Сейчас посмотрю, – Катерина потянулась за записной книжной. – Но он к трем должен подъехать.

– Точно?

– Точно, точно. Я слышала, с ним сегодня Главный по телефону говорил. А тебе-то что?

– Да парень у нас тут приблудился с острым животом. На УЗИ все чисто, а анализы подозрение на аппендицит дают. Не пропустить бы.

– И вы что?

– Что, что. Заяц говорит, пусть домой себе отправляется и в следующий раз смотрит, что ест. А мне чего-то неспокойно. Короче, пока положили его, понаблюдаем. Хорошо бы нас Оганезов рассудил.

– Родственники-то ничего, не против за койко-день платить?

– А зачем они его к нам привезли? Везли бы вон в Склиф, а лучше в Первую Градскую. Там в коридоре хорошо на каталочке лежать – продувает, воздух свежий. Не скучно опять же – то медсестра больных шугает, то кто-то от болей стонет.

– Да ладно тебе, никто уже в коридорах не лежит, вспомнил тоже. Не Екатерининский дворец, это ясно, удобства в конце коридора, но в целом…

– Катерина, – строго напомнил Влад, встав у нее над душой, – я в Первой Градской дежурантом работаю. Не учи ученого!

– Вот, нашла два телефона! Звони.

– Хороший ты все ж парень, Мельникова.

– Попрошу не оскорблять, – сурово заметила женщина и рассмеялась.

– Это ж я любя, – и, уже выходя, добавил: – Тебя, кстати, Ленка твоя искала, просила забежать, как пауза будет.

– Спасибо, сейчас, истории допишу.

– Лен, у тебя там пациентка? – Мельникова приоткрыла дверь Лениного кабинета. Она сразу обратила внимание на девушку с измученным лицом на диванчике у входа. – Попозже зайдешь, я у себя.

Кузнецова выскочила из-за стола, как будто испугалась, что Катя сейчас повернется и уйдет. Ох, Ленка, Ленка. Кате не хотелось идти в гинекологию. Понятное дело, ничего здесь не стряслось, просто Ленке худо. И сейчас Катерине в очередной раз придется выслушивать, какая сволочь этот Руслан, а с ним и все мужики, вместе взятые. Женщина превращалась в заезженную пластинку. С другой стороны, куда деваться, кто ж ее еще выслушает. И потом, такое узнать про мужика, которого практически мужем считала…

– Нет, нет, она на УЗИ, ждем, когда мочевой пузырь заполнится. Давай заходи! – Лена закрыла кабинет на ключ, чтобы никто не беспокоил. – Пьет хотя бы?

– Ну да, с бутылкой сидит, – Кате не понравилось это запирание двери на ключ, но что делать: не дай бог в такую ситуацию попасть.

– Вот и пусть посидит! Да ты присаживайся, присаживайся, – Лена отодвинула для Кати стул.

Вечная хохотушка, Ленка за последнее время превратилась в другого человека. Она села на диван напротив подруги.

– Да я просто так, поговорить. Знаешь, тяжело, Кать. Вот ведь жизнь. Этот Руслан, гад, из башки не идет. Понимаешь, музыку в машине слушать не могу: что ни песня, все про любовь. Раньше внимания не обращала, а сейчас прям внутри все раздирает! Теперь у меня в машине исключительно тяжелый металл играет. Мама тут с собой потащила в консерваторию, говорит, тебе развеяться надо. Так как органист первые аккорды взял, у меня из глаз слезы ручьем потекли. Кать, ты помнишь, когда я последний раз плакала?

– Я и первый раз не помню. Ты вроде и плакать не умеешь.

– Оказывается, умею. Но было бы из-за кого! В общем, лекарство нашла одно – стихи. Знаешь, очень успокаивает. Прямо хожу и про себя, как речевки, отстукиваю.

– Кого читаешь, Цветаеву?

– Нет, у Татьяны нашла Андрея Дементьева. Просто лежал сверху.

Катя сразу начала вдохновенно декламировать:

Никогда, никогда ни о чем не жалейте —

Ни потерянных дней, ни сгоревшей любви

Пусть другой гениально играет на флейте,

Но еще гениальнее слушали вы.

– Вот! Именно! – воскликнула Лена. – Ведь как же здорово. Только все почему-то помнят последнее четверостишье. А на мой взгляд, самое сильное здесь другое:

Никогда ни о чем не жалейте вдогонку,

Ели то, что случилось, нельзя изменить.

Как записку из прошлого, грусть свою скомкав,

С этим прошлым порвите непрочную нить.

– Гениально? – уверенно спросила Лена, сверкая глазами.

– Не то слово, – кивнула Катя.

– Или вот еще. Тут уже про эту гниду Руслана:

Когда любовь навек уходит,

Будь на прощание добрым с ней.

Ты от минувшего свободен,

Но не от памяти своей.

– Ну и где его доброта, а? Сволочь! Свою бабу мне в пациентки подсунул! Вот ведь как Дементьев говорит, нет, ты только послушай. – Ленка открыла сумку, достала маленький зеленый томик и тут же нашла нужную страницу:

Прошу тебя, будь благороден.

Оставь и хитрость, и вранье.

Когда любовь навек уходит,

Достойно проводи ее.

– Прочитай это Руслану, – предложила Катя.

– Да ему не понять. Он же дебил!

– Тогда выкинь из головы.

– Не получается. Выходит, Катька, зависим мы от этих мужиков, зависим. Ну ладно, я про себя могу без остановки рассказывать, анализировать, сопоставлять. Вон стихи разные по строкам разбираю. Давай, лучше, расскажи про себя. Что там этот покоритель толстых людей, нормальный мужик?

– Про мужика, Ленка, я еще не поняла, но человек вроде хороший. Мне с ним интересно.

– Это в каком смысле? – вскинула вверх брови Ленка.

– В смысле знает всего много.

– Ну, это ясно, все ж ученую степень имеет. Вон, доклады по всему миру читает. Только я не про то. Неужели вы про его методику разговариваете?

– Не, он меня сразу предупредил: про работу не говорим. Лена, представляешь, я поймала себя на том, что складнее всего говорю про медицину. Про что-то нейтральное практически разучилась. Ты сейчас мне про стихи хорошо напомнила. Он меня все по выставкам водит. Последний раз Николая Рериха обсуждали.

– А-а, это такой, слегка чокнутый, на горе, что ли, в одиночестве жил? Или на острове, с тетками?

– Да ну тебя, Ленка. Ты все поперепутала. Горы Рерих рисовал, а с тетками на острове – это Гоген. У Рериха цвет, понимаешь.

– Ты раньше особенно по выставкам не ходила – это ж совсем не твои интересы. Смотри, Катька, не нужно себя ломать.

– Да при чем здесь ломать. Просто мне ходить было не с кем. Вот ты же не пойдешь?