Сон ли унес его гнев или это сделала ночь, Виктор не знал, но к утру он ушел и больше не возвращался. На смену ему пришло какое-то двойственное чувство. С одной стороны, он был доволен тем, что не только встретился с Дэвидом Флитвудом, но и даже разговаривал с ним. «Дэвид», – он повторял это имя снова и снова, словно смакуя на языке. Он все время задавал себе один и тот же вопрос: как это было бы, будь Дэвид один, без этой девушки. Ведь ее вполне могло не оказаться дома, а еще лучше, если бы она вообще никогда не существовала. Он отлично мог представить, как произошла бы эта встреча, если бы они с Дэвидом (опять это имя!) были одни. Он был твердо уверен, что она бы прошла очень хорошо и была приятна обоим. Каждый мог бы вспомнить ту роль, которую ему пришлось играть в то злополучное утро. Каждый мог признать меру вины в том, что Виктор отсидел в тюрьме десять лет, а Флитвуд остался инвалидом. И, конечно, они согласились бы, что вина лежит на них обоих и хорошо, что после стольких лет им удалось об этом поговорить. Все было бы именно так, если бы не вмешалась эта сквернословящая белокурая сука, однако Виктор считал, что эта беседа все равно произойдет.Просто не пришло время. Она случится, если каждый из них проявит добрую волю.

Виктор накупил журналов, выбирая на полках фирменного магазина компании «У. Х. Смит» самые красочные. Не забыл заглянуть и в станционный киоск, где приобрел пачку сигарет, толком не зная зачем: курить он не хотел, и они определенно были ему не по карману. Ведя такой образ жизни, питаясь в кафе, покупая вино, а теперь и сигареты, он не сможет дотянуть до получения пособия и вскоре будет вынужден растрачивать небольшой оставленный родителями капитал. Нужно будет найти работу.

Читая журналы, Дженнер осознал, что ищет статью или очерк о Дэвиде Флитвуде. Теперь, когда он хотелчитать о нем, то, разумеется, не нашел ни слова. Закон подлости. Но Дэвид не певец, не актер, не телеведущий, просто человек, который был… как считается, смелым, подумал Виктор. Он, несомненно, был смелым, хотя с таким же успехом можно сказать, безрассудным, но да, в тот раз, в доме 62 по Солент-гарденз, он проявил именно это качество характера. Виктор не мог этого не признать. Они оба выказали немало смелости и – как выражался его отец – твердости.

Знал Дэвид об изнасилованиях? Насколько понимал Виктор, полиция всегда предполагала или догадывалась, что он повинен в нескольких случаях, совершенных в Килберне, в Кенсел-Райз, в Брондесбери. И он был повинен, в этом нет никакого сомнения, потому что через эти районы пролегал его путь в Хитроу. Но против него у полиции не было никаких доказательств, и поэтому они не смогли ничего предъявить в суде. Однако, поскольку Хизер Коул сказала в полиции и повторила в суде, что он тот, кто напал на нее в парке, его тут же заклеймили насильником, тем самымнасильником. Тогда ради своей безопасности он попросил, чтобы два случая изнасилования были приняты во внимание. Возможно, это было ошибкой и усилило подозрения в том, что он собирался изнасиловать Розмари Стэнли, тогда как он проник в дом только для того, чтобы спрятаться, и встреча с этой девушкой была для него таким же потрясением, как и для нее. Ему в голову не приходило напасть на Розмари; ни в тюрьме, ни по выходе из нее он не думал об изнасиловании. За сновидения человек не в ответе, это не преступление.

Раз он не был осужден за изнасилования, раз против него не выдвинуто никаких обвинений, полиция не имеет никакого права делать эти предположения сейчас. На суде все время существовала так и не высказанная теория, что за всем этим кроется изнасилование, что попытки изнасилования лежат в основе дела, которое обвинитель назвал «завершающей трагедией». Но ни слова об истинной причине, о поиске убежища от преследователей и его реакции на насмешки Дэвида Флитвуда. Однако все это не могло подсказать Виктору, знал ли Дэвид об изнасилованиях и беседовал ли об этом с этой девицей, Кларой. Он мог об этом не знать: во время суда он все еще находился в больнице, и если был беспристрастным, как начинал считать Виктор, даже если и слышал какие-то намеки на то, что Виктор и есть насильник из Кенсел-Райз, мог счесть, что человек невиновен, пока его вина не доказана. Наплевать, что думает эта девица, сказал себе Виктор, но мнение Дэвида – совсем другое дело. Он давно никого не насиловал и никогда больше не будет. Дженнер пришел к выводу, что случится катастрофа, если теперь он будет вынужден ответить перед законом за свои прошлые прегрешения. Одно дело, выстрел в Дэвида – несчастный случай, вызванный обстоятельствами, утратой контроля над ситуацией и безрассудством полицейского, но изнасилования относятся к другой категории, они заслуживают порицания, возможно, когда-нибудь он будет раскаиваться в них, особенно из-за той девушки, которую он избил в Эппингском лесу. Ему очень не хотелось, чтобы Дэвид Флитвуд об этом знал.

Тщетно искал Виктор в журналах какой-нибудь материал о Дэвиде. Он начал ложиться рано, поскольку делать было нечего, читал в постели рассказ о французском крестьянине, который вместо того, чтобы хранить деньги в банке, обкладывал ими стены дома. Долгие годы он складывал банкноты, обертывал их лентами, нарезанными из пластиковых мешков от удобрений, засовывал под дранку. После этого он тщательно штукатурил и красил стены дома.

Ни одна ночь не проходила без кошмаров. И этой ночью ему снилось, что он едет в метро по Северной линии в сторону Финчли. В вагоне он был один, потом на станции «Арчуэй» вошла его мать вместе с Дэвидом Флитвудом. Бывший полицейский мог ходить, но с трудом: у него была трость, и он опирался на руку матери Виктора. Они не обращали на него внимания, вели себя так, словно его там не было, словно они были совсем одни. Они шептались, сблизив лица, а потом начали страстно целоваться. Виктор подскочил со скамейки и закричал, что они ведут себя отвратительно, что это неприлично, что вагон – общественное место, и с криком проснулся, сидя в постели и потрясая кулаком.

Этим днем Виктор должен был встретиться с Джаппом в доме Мюриель, но едва об этом не забыл. В обеденное время он купил «Стандард» и обнаружил там объявление, что требуется водитель такси. Его привлекло то, что «машина предоставляется». Фирма находилась в Олпертоне. Виктор поехал туда на метро, чтобы отыскать эту компанию на Илинг-роуд.

Мало кто, думал он, прочел «Стандард» раньше его, и все, кто прочел, наверно, откликнулись на объявление и позвонили. Возможно, он будет первым, кто пришел искать здесь работу. Он знал, что хорошо выглядит в единственной паре хороших брюк, чистой рубашке и вельветовом пиджаке. Перед покупкой газеты он, к счастью, постригся. Какое-то время он хотел отпустить волосы той же длины, что и в день ареста, но мода на такую прическу давно прошла, да и возраст у него был уже не тот. Через несколько недель ему исполнится тридцать девять.

Компанию Виктор нашел в закутке какого-то магазина. Это было тесное, чуть просторнее шкафа, помещение. Там сидела женщина средних лет с плохо прокрашенными волосами, в руках у нее была зажата телефонная трубка. Он не привык, чтобы начальниками были женщины: до того, как он попал в тюрьму, такое встречалось очень редко. Виктор понял, что собеседование началось не слишком хорошо, когда вслух предположил, что она лишь секретарша на телефоне, а та резко поправила его, пояснив, что она и есть начальник. Имени этой женщины он так и не узнал. Она спросила рекомендацию с последнего места работы и потребовала объяснить, почему он не работал десять лет. Десять лет?