– Это все новости на сегодняшний день?

– Боюсь, что нет. Еще Дубровской светит обвинение в мошенничестве. Она подделала доверенность, собираясь получить внушительный денежный куш…

– Довольно! – остановил его Грановский. Он почувствовал, что, если следователь назовет еще хоть одну статью Уголовного кодекса, его голова лопнет, как перезрелый арбуз. – Давайте будем говорить о том, что предъявлено моей клиентке на сегодняшний день. О ваших планах мы побеседуем позже. Позвольте взглянуть на некоторые интересующие меня бумаги.

– Конечно, – согласился Воронин.

Он так и не понял, почему известный адвокат пренебрег его советами. Возможно, он не так прозорлив, как о нем говорят. Что ж! Тогда пусть пеняет на себя. Раскрыть громкое дело, да еще положить на лопатки известного защитника, – это, как ни верти, приятно. Будет чем похвастаться перед коллегами.

Воронин не жаловался на свою память, но, как ни силился, так и не мог вспомнить. Кажется, он слышал, что кто-то уже побеждал известного Грановского. Кроме того, в его падении не последнюю роль играла какая-то женщина. Пикантная деталь – она тоже была адвокатом…

На ранней стадии расследования уголовного дела защитнику могли быть предоставлены для ознакомления лишь выборочные материалы. Спору нет, Грановский был бы не прочь прочитать показания свидетелей обвинения, которых, по выражению следователя, в этом деле пруд пруди. Но в интересах следствия эти данные разглашению не подлежали. Мало ли что смогут придумать ловкий защитник и обвиняемая! Поэтому те крохи, которые Семен Иосифович сумел собрать, давали весьма слабые надежды на успех.

Во-первых, протоколы назначенных экспертиз… Как стало известно Грановскому, на местах убийств было обнаружено немало отпечатков, вполне пригодных для определения их принадлежности: «пальчики» на каменных часах, предположительно ставших орудием убийства Плешака; залапанные кем-то краны и кнопки злосчастного джакузи, где находилось тело Павловской. Рядом с бунгало сыщики изъяли платок, испачканный пятнами бурого цвета, предположительно, кровью. Конечно, результаты экспертиз еще не были известны, но опыт подсказывал Грановскому, что на подобную неосторожность способны только глупые непрофессионалы, такие как Дубровская…

Во-вторых, ознакомившись с протоколами допросов своей подзащитной, Семен Иосифович был немало озадачен. Елизавета не спешила давать показания. Она молчала как рыба. Разумеется, это была не самая дурная линия поведения. Лучше молчать, чем говорить то, что будет впоследствии использовано против тебя же. Такую позицию защиты, как правило, используют хорошо осведомленные в своих правах обвиняемые. Ушлые зэки берут тайм-аут для того, чтобы обдумать показания, согласовать детали с защитником и подельниками. Но невиновный человек, жертва следственной ошибки, всегда торопится защитить себя, объяснить ситуацию. Лиза же молчала…

Грановский не спешил делать выводы, но такое поведение его знакомой озадачивало. Может, он ее плохо знал?

– Конечно, такое явление в тюрьме бывает, – отвечала Роза на очередной вопрос Дубровской. – Но разве можно осуждать женщин за то, что им тяжело обходиться за решеткой без мужчин? Вот и придумывают себе девочки любовь…

Елизавета слушала внимательно. Она много была наслышана о такого рода отношениях, но ей хотелось узнать обо всем от женщины, не понаслышке знающей все стороны тюремной жизни.

– Женщин, питающихся вместе, называют «однохлебками», а живущих вместе – «половинками».

– Жить вместе – это…

– Это то, что ты думаешь, – усмехнулась Роза. – Одна девочка исполняет роль жены, другая – роль мужа. Хороших «мужиков» ценят и в женской шкуре. Их часто можно определить по внешности. Грубоватые, крепкие, коротко стриженные, как правило, всегда в брюках – они почти не отличаются от обычных мужчин. Говорят басом, много курят. У них иногда даже растут усы и прекращаются месячные. Бабы на них западают косяками. Бывает, что вокруг одного такого «мужа» вертится сразу несколько «жен». Они конкурируют между собой, причем не всегда мирно. Могут запросто друг друга стеклышком расписать. Метят, как правило, в лицо или в живот.

– Какой ужас! – прошептала Лиза.

– Разумеется, обезобразить соперницу или выпустить ее кишки наружу решится не каждая, – успокоила ее Роза. – Поэтому они стремятся расположить к себе «мужа» другими способами. Стирать его одежду, готовить еду, ублажать его в постели – это вполне обычная вещь. «Мужиков» называют коблами или коблухами, «жен» – ковырялками.

– Ах, вот что имела в виду надзирательница, – ахнула Дубровская и покраснела до ушей. – Я так понимаю, что таких женщин не особенно ценят.

– Тут ты права. Хотя их не превращают в изгоев, как бывает в мужских колониях. Бабы как бабы. Живут, любят, страдают, дерутся за свою любовь. Бывает, что такие пары не распадаются даже после освобождения.

– Почему? – удивилась Лиза.

– Любовь, деточка, – вздохнула Роза. – Для женщин тюрьма – это конец нормальной жизни. Муж бросит. Это проверено. Стопроцентно. Нет таких дураков, чтобы своим женам в изолятор передачи таскать. Ты разве не знаешь, что комнаты для свиданий в женских колониях почти всегда пустуют? Почему? Просто некому ехать. Это в мужских местах заключения боевые подруги выстраиваются в шеренгу; «заочницы» строчат письма; глупые девчата выходят замуж за кавалеров в тюремной робе. Для нас же все не так… Попадется девочка в первый раз. Растеряет мужа, детей и прикипит сердцем к подруге-арестантке, да так крепко, что силой не отодрать. Выйдут обе на волю и продолжают жить вместе. На моей памяти одна парочка даже «семейный» бизнес открыла – кафе. Так что не осуждай девчат. Не они виноваты. Жизнь так распорядилась.

Елизавета не собиралась никого судить, тем более в этом проклятом богом месте. Но ее интересовала другая сторона проблемы.

– Разумеется, такие отношения строятся по обоюдному согласию и симпатии…

Лиза вздохнула с облегчением.

– …но иногда бывают исключения.

Дубровская напряглась.

– Иногда таким образом ставят на место особо обнаглевших сокамерниц. Могут «опустить» слишком независимых, гордых.

– Ты говоришь о физическом насилии? – округлила глаза Лиза.

– Ну, да, – как ни в чем не бывало ответила Роза. – Если будешь вести себя правильно, тебе это не грозит. Правда, бывает…

– Что?

– Бывает, что девочке просто не везет. Молоденькая, хорошенькая, бесхарактерная попадает в камеру к «бывалым» бабам. Вот тогда…

Она могла не продолжать. Дубровская понимала, что может произойти тогда…

– Руки за спину. Лицом к стене.

Лиза начала понемногу привыкать к особенностям своей новой жизни. Команды надзирательниц звучали почти буднично. Если говорить откровенно, Дубровская смирилась бы со всеми сложностями тюремного быта, если бы не туманное будущее, висевшее над ней дамокловым мечом. Елизавета боялась перевода в общую камеру, поэтому, преодолев страх перед женщиной в форме, она решилась на вопрос: